Вопрос импорта Россией вооружений и боевой техники уже перешел из области теоретических рассуждений в практическую плоскость. У нас теперь есть французские тепловизоры для танков и вертолетов, наши снайперы-спецназовцы получили английские и австрийские винтовки, для Сухопутных войск РФ приобретены израильские беспилотники. Сообщалось и о том, что легкий вертолет «Ансат», который предполагается принять на вооружение российских ВВС, будет оснащаться двигателями производства американской компании Pratt&Whitney.

ПОСМОТРИМ ПРАВДЕ В ГЛАЗА

Однако все это грозит затмить возможная закупка во Франции универсального десантного корабля (УДК) типа «Мистраль». Причем не только по цене (вряд ли эта сделка обойдется нам дешевле, чем в миллиард, причем отнюдь не рублей). Тепловизоры, двигатели и беспилотники – это все-таки не оружие. Снайперские винтовки – оружие, но не «критическое». А вот УДК водоизмещением больше 20 тыс. тонн – это уже серьезно.

Конечно, ситуация для соотечественников в высшей степени непривычная. Ведь до последнего времени только США и СССР/Россия оставались странами, производящими для себя практически весь спектр вооружений и военной техники. Исключениями (американцы покупали английские «Харриеры», СССР – чехословацкие учебные самолеты и польские десантные корабли) можно было пренебречь. Кроме нас и американцев свыше 90% образцов ВВТ для армии и флота выпускали Франция, Швеция и Китай. Последний, впрочем, почти все «свое» «передрал» у Советского Союза/РФ (а потом – кое-что – и у Запада).

Соответственно возможность импорта оружия вызывает у большинства граждан России (не только у обывателей, но и у специалистов) своего рода психологическое отторжение. Тем более что наша страна пока остается одним из основных экспортеров оружия. И вдруг становится его импортером. Как-то вроде бы нелогично.

Отсюда естественным образом возникают протесты со стороны ряда представителей военной общественности и оборонно-промышленного комплекса РФ. Эти протесты воплощаются в публикациях в «бумажных» и сетевых СМИ, например, в статье Евгения Трифонова «Меняй оружие» в «Газете.ru» от 21 июля. Автор считает, что импорт оружия противоречит интересам России, подрывает отечественный ОПК, лишает зарплаты российских инженеров и рабочих. Хотя сам совершенно справедливо признает, что «наше оружие – совсем не «самое лучшее в мире»; так считают только неучи». Действительно, пора перестать на этот счет врать, мы ведь не обманываем никого, кроме самих себя. А в этой области самообман слишком опасен.

Надо смотреть правде в глаза – отечественный ОПК утратил очень много важнейших технологий. А еще очень многих – никогда не имел. Наше отставание от Запада в средствах связи, разведки, навигации, наблюдения, РЭБ, системах управления началось еще в период существования Советского Союза, задолго до перестройки.

Мы никогда не умели строить нормальные авианосцы, да и те странные конструкции, которые скромно назывались «авианесущими крейсерами», создавались в Украине. В России для этого нет ни мощностей, ни кадров, позорная для нас история с переделкой «Адмирала Горшкова» в авианосец «Викрамадитья» для ВМС Индии не оставляет по этому поводу иллюзий. Соответственно если мы не можем делать сами, значит, надо покупать за рубежом.

По-видимому, необходимо снять ограничения на импорт вооружений и военной техники всех классов (кроме, естественно, того, что предназначено для стратегических ядерных сил, но в любом случае нам это никто и не продаст). Вместе с тем надо четко понять еще одну вещь – армия и флот, оборонно-промышленный комплекс не могут быть разновидностью собеса. Задача Вооруженных сил – защита страны, а не социальное обеспечение военнослужащих и работников предприятий ОПК. Для защиты страны должно приобретаться оружие, адекватное задачам, стоящим перед ВС. Где оно будет куплено – не имеет значения. Если такого оружия у армии и флота нет, значит, страну они защитить не могут. В том числе и работников оборонных предприятий. Поэтому тезис о несчастных инженерах и рабочих, как это ни кощунственно прозвучит, не работает.

СЛУЧАЙ – НЕ УНИКАЛЬНЫЙ

Более того, наш ОПК (или хотя бы его часть) сможет выжить при единственном условии – если окажется в ситуации реальной жесткой конкуренции. И на мировом рынке, и внутри страны. Пока что даже первое условие выполняется не до конца, российская оборонка значительную часть своей продукции продает тем странам, которые больше нигде не могут его купить по причинам политического характера (Иран, Венесуэла, Сирия), либо настолько привыкли к советскому оружию, что просто не хотят менять главного поставщика, слишком это накладно (Алжир, Вьетнам).

К последней категории относилась и Индия, однако как только она допустила на свой рынок всех западных производителей, включая американских, отечественный ОПК начал стремительно терять здесь позиции. Просто потому, что во многих областях он неконкурентоспособен. И если продолжать держать его в «тепличных» условиях, это обеспечит ему не выживание, а, наоборот, гарантированную и очень скорую смерть. Собственно, он уже при смерти.

К сожалению, конкуренция, ни внутренняя, ни внешняя, честной не будет, в борьбе задействуется административный ресурс, очень силен (особенно внутри самой России) коррупционный фактор. Увы, это данность. Выживает сильнейший, жаловаться тут не на что. Однако других вариантов все равно нет. Здесь, кстати, нужно отметить: то, что страна является одновременно и крупным импортером, и крупным экспортером оружия, – случай отнюдь не уникальный. Самые яркие примеры – Израиль и Китай. Очень значительную часть ВВТ (причем наиболее современных) для собственных вооруженных сил они приобретают за рубежом, при этом не менее значительная часть продукции их ОПК идет на экспорт (в первую очередь – в развивающиеся страны).

Вдобавок, все больше военных программ начинает носить интернациональный характер. Особенно это характерно для Европы, хотя данный процесс затронул уже и «неприступные» ранее для импорта и кооперации США. Даже Франция начинает допускать на свой рынок иностранные компании, либо работает в кооперации с другими странами. Например, программы строительства эсминцев и фрегатов для ВМС Пятой республики ведутся вместе с Италией. А для Германии, Великобритании, той же Италии, несмотря на наличие очень мощной военной промышленности, импорт ВВТ или производственная кооперация давно стали не исключением, а правилом, особенно если речь идет о производстве наиболее сложной техники (авиационной, ракетной, морской).

Для России последний вариант представляется идеальным: он не так унизителен психологически, как прямой импорт, кроме того, через кооперацию мы получаем доступ к наиболее современным технологиям, до которых другим способом не доберемся никогда (или когда они глубоко устареют).

ЧТО ПОГУБИТ АРМИЮ И ФЛОТ

Разумеется, в вопросе приобретения ВВТ за рубежом есть один очень тонкий момент. Совершенно очевидно, что источником импорта могут быть только страны Запада, потому что только они выпускают то, чего мы сами произвести не можем. Но ведь уже как минимум 5 лет кремлевский агитпроп днем и ночью без умолку рассказывает нам о чудовищных происках этого самого Запада против «встающей с колен» России. Возникает проблема доверия.

Евгений Трофимов пишет по этому поводу следующее: «Линкор «Новороссийск» (трофейный итальянский «Джулио Чезаре») взорвался в рейде Севастополя в 1955-м. Подавляющее большинство экспертов не сомневаются в том, что он был до передачи советскому флоту заминирован итальянскими специалистами.

Кто гарантирует, что в закупленные за границей корабли не будут вмонтированы заряды – на случай обострения отношений с Россией?»

«Подавляющее большинство экспертов», да будет известно г-ну Трофимову, убеждены в том, что «Новороссийск» заминировали итальянские боевые пловцы за несколько дней до взрыва. Версия о том, что линкор нам передали с «готовой бомбой», не встречается нигде. Ибо это означает, что советские моряки и инженеры страдали, без малейшего преувеличения, массовым клиническим кретинизмом. И за 6 лет эксплуатации корабля в ВМФ СССР не заметили, что в его носовой части находится заряд взрывчатки массой более тонны. Так что французы, пожалуй, не будут минировать «Мистраль». Да и решается сейчас данный вопрос гораздо проще – путем установки электронных «закладок» (обнаружить их практически невозможно), которые при получении соответствующего сигнала извне сделают корабль грудой мертвого железа, выведя из строя радиоэлектронное оборудование. Но это, собственно, детали, суть дела – в недоверии.

И вот тут речь уже должна идти о вполне реальной смене всей внешнеполитической концепции. Москве придется признать, что Запад (в лице «ужасного» НАТО) нам не только не противник, а союзник. На самом деле, прийти к данному выводу и озвучить его достаточно просто, поскольку так и неясно, почему Запад нам противник? В чем суть антагонистических противоречий? В принципе Кремлю достаточно заткнуть глотки нескольким телевизионным параноикам – и концепция быстро «придет в норму». И появится шанс купить корабли без «закладок». Собственно, наши ВС и ОПК уже дошли до такого состояния, когда у нас просто нет выхода – с Западом надо дружить. Исходя из соображений самосохранения.

Впрочем, при обсуждении проблемы импорта ВВТ нельзя не затронуть еще одного вопроса – почему приобретается именно эта техника, а не другая? Почему мы из всех израильских беспилотников выбрали самые старые? По какой такой причине мы покупаем «Мистраль»? Это корабль новейший и очень хороший, ничего подобного наш ОПК построить не способен (даже в советское время десантные корабли, причем гораздо меньшего размера, строились в Польше). Но вот зачем он нам в условиях фактического коллапса отечественного ВМФ? Для чего нам этот монстр, где мы будем с его помощью высаживать десанты, какими силами и средствами прикрывать с моря и воздуха? Флоту сейчас нужны фрегаты и эсминцы, об авианосцах и УДК в самом лучшем случае можно будет задуматься лет через десять.

И тут мы снова и снова возвращаемся к извечной проблеме – абсолютной непрозрачности для общества процесса военного строительства в РФ, полного отсутствия сколько-нибудь внятной, осмысленной и сбалансированной концепции этого строительства. Если «военная реформа» фактически становится синонимом ликвидации Вооруженных сил, то не поможет никакой импорт. Не западные «закладки» погубят наши армию и флот. Мы сами их убьем. Некомпетентностью, лихоимством и равнодушием.

Буквально каждая неделя приносит сообщения о новых планах закупки вооружения за рубежом. При нынешнем состоянии ОПК они действительно неизбежны. Однако параллельно формируется убеждение, что такая ситуация совершенно нормальна – и это уже гораздо хуже.

Основных аргументов у «импортеров» три. Во-первых, закупки вооружения «за бугром» не несут особых издержек. Во-вторых, разрабатывать и производить всю линейку современных вооружений на уровне лучших образцов физически невозможно. В-третьих, от импорта вооружений зависят все – даже США. Указывается, например, что в производстве 12 важнейших систем оружия, применявшихся в Ираке, включая ракету «Томагавк» и беспилотный самолет «Прeдатор», принимали участие 73 иностранные фирмы.

Выводы делаются соответствующие. Александр Храмчихин, заведующий аналитическим отделом Института политического и военного анализа, в статье «ОПК для армии, а не наоборот» («Независимое военное обозрение») предполагает, что «по-видимому, необходимо снять ограничения на импорт вооружений и военной техники всех классов (кроме, естественно, того, что предназначено для стратегических ядерных сил, но в любом случае нам это никто и не продаст)… Для защиты страны должно приобретаться оружие, адекватное задачам, стоящим перед вооруженными силами. Где оно будет куплено – не имеет значения».

Начнем с того, что большинство примеров импорта вооружений в США вообще не имеют отношения к делу. Как правило, речь идет либо о ввозе комплектующих для экспортных версий американской техники, либо о лицензионном производстве, либо вообще о продукции гражданского назначения.

Впечатление же, что за длинными списками и круглыми цифрами скрываются большие объемы закупок, иллюзорно. Например, данные о 73 иностранных фирмах, задействованных в производстве 12 систем вооружения, попросту смехотворны – в производстве каждой сложной системы вооружения участвуют сотни компаний. При этом громадная часть поставок осуществляется «иностранцами» с принадлежащих им предприятий на территории США.

В действительности на внешнем рынке Пентагон расходует только 2% выделяемых ему ассигнований (в последние годы – от $0,5 млрд) – причем зарубежные расходы «пятиугольника» отнюдь не сводятся к закупке вооружений. Все остальные средства он тратит на содержание своих ВС, операции в Ираке и Афганистане, а также на закупки вооружений у национальных компаний.

В целом положение дел выглядит так. В 1990 году рекордный показатель импорта продукции военного назначения (ПВН — то есть вооружения, комплектующих к нему, технической документации и т.п.) в США составлял немногим более $470 млн, а к концу 90-х снизился до $262 млн в год. В «нулевых» цифры полезли вверх — в 2003 году объем экспорта поднялся до $3,27 млрд, к 2004-му – до $3,74 млрд, и в 2005-м — $3,5 млрд. В 2007 году реальный объем поставок составил $3,75 млрд, а объемы контрактов – $7,4 млрд (абсолютный рекорд).

Всего за указанный период по контрактам образовалась цифра в $20 млрд при реальных поставках в $13,9 млрд. Свидетельствует ли это о бурной «глобализации» оружейных Пентагона?

Нет, не свидетельствует. Во-первых, суммарные расходы США на закупку вооружения и военной техники (ВВТ) за период 2000-2007 зашкалили за $450 млрд, составляя обычно более $70 млрд в год, а в 2007 году достигнув $84 млрд. Таким образом, доля импорта обычно не превышала 5% от общего объема закупок.

Во-вторых, здесь речь идет о воюющей стране. Практически любая война вскрывает недостатки, требующие «пожарных» закупок ВВТ, пусть даже за рубежом. Между тем, начиная с 2003 года слово «пожарный» вдруг обрело для Пентагона совершенно конкретное содержание. Дело в том, что министр Дональд Рамсфелд решил позаимствовать идею-фикс многих отечественных «стратегов», сделав ставку на подвижную легкобронированную технику, поддержку авиации и дистанционное поражение. Это решение доставило иракским повстанцам море простого человеческого счастья.

Как следствие, американцы были вынуждены обратиться к поднаторевшему в контрпартизанских операциях Тель-Авиву. Тамошней оборонке заказали броню, динамическую защиту, бронетранспортеры с повышенной противоминной стойкостью, бронирование грузовиков и самоходные минометы, а также контейнерные прицельно-навигационные комплексы (поды) «Лайтнинг» для ВВС. В итоге Израиль внезапно оказался на четвертом месте в мире среди экспортеров вооружения. Американцы заключили контракты с местной оборонкой без малого на $3 млрд.

Однако лозунг «заграница нам поможет» отнюдь не стал лозунгом Пентагона. Уже в следующем году закупки ограничились миллиардом долларов, а Израиль вновь переместился на шестое место.

При этом отношение американцев к импорту продвинутых систем вооружения весьма показательно. Так, несмотря на давление насмотревшейся на горящие «Страйкеры» общественности в лице NBC и конгресса, Пентагон старательно уклонялся от закупок израильских систем активной защиты «Трофи», дожидаясь окончания собственных разработок. Равным образом в качестве головного производителя разработанного израильтянами пода «Лайтнинг» для американских ВВС быстро возник «Нортроп». Производством динамической защиты для тех же «Страйкеров», изначально разработанной израильской Rafael, занялась «Дженерал дайнэмикс». Такая вот «глобализация».

Даже относительно интернациональные закупки Пентагона имеют ряд особенностей. Американцы закупают конечные образцы и комплектующие почти исключительно у ближайших союзников или попросту сателлитов (Англии, Израиля, Японии и т.п.). Впрочем, даже здесь практикуются явные и неявные ограничения – США стараются не сдавать союзникам ничего такого, что вызвало бы затруднения у американской промышленности при необходимости быстро развернуть производство на своей территории. Так, делать РЭБ для Ф-35 израильтянам не дали, хотя израильские средства радиоэлектронной борьбы заметно эффективнее американских. К тому же технологическая «зависимость» Штатов является взаимной – американские производители также поставляют комплектующие для вооружения контрагентов.

Что же касается ограниченных закупок в менее «правильных» странах вроде КНР, то речь идет о низкотехнологичных компонентах, наладить производство которых у себя американцы могут практически мгновенно. Иными словами, США «сбрасывают» производство того, что сами делать могут, но не хотят. Плюс закупки лицензий и технологий – но это естественно. Примерно в том же положении находился СССР, закупавший ограниченное количество ВВТ в пределах соцлагеря.

Впрочем, апологеты импорта заявляют, что США – это исключение из правил, СССР – патология, а страна, не являющаяся империей, не может позволить себе «независимую» оборонку. Что ж, посмотрим на страну умеренных масштабов – а именно на Францию.

ВВП Франции по паритету покупательной способности (ППС) – то есть фактическому размеру экономики – чуть меньше российского. Население меньше в 2,5 раза. Военные расходы в долларовом выражении практически одинаковы, но, пересчитав их по ППС, мы обнаружим, что реальные затраты Парижа на оборону вдвое уступают российским.

Каков результат? В первой половине «нулевых» доля импорта в общих закупках вооружения и военной техники составляла во Франции 5%. Сейчас она несколько выше, но не радикально. Существеннее расширились программы совместного производства военной техники – однако, во-первых, речь идет о взаимозависимом производстве с «обменом» комплектующими, во-вторых, в качестве компаньонов Парижа выступают ближайшие партнеры страны по ЕС. При этом военный «индивидуализм» Франции был прямо связан с необходимостью обеспечить политическую и экономическую независимость от США.

Еще более живописный пример – Швеция с ее 9 млн населения и ВВП, кратно уступающим российскому даже в долларовом выражении. В последнее время Стокгольм «либерализовал» свою закупочную политику, однако вплоть до середины 1990-х шведы ухитрялись самостоятельно производить практически весь спектр обычных вооружений (доля импорта чуть более 5%). И оружие скандинавов вовсе не было кучей хлама, а активно экспортировалось.

Впрочем, многие другие развитые страны куда более «либеральны» — у Англии, например, доля импорта в закупках ВВТ доходит до 15-20%, а у Испании – до 30%. Однако подавляющая часть импорта приходится на ближайших союзников. Кроме того, та же Англия в последние полвека никогда не пыталась играть самостоятельную роль – это фактически приложение к США. До последнего времени в той же ситуации находились немцы, итальянцы и др.

Теперь посмотрим на Россию. Очевидно, что никакие аналогии с США в нашем случае неуместны — наша ситуация диаметрально противоположна американской. Так, мы уже сейчас импортируем в разы больше, чем Франция и США – один только «Мистраль» съест около 10% суммы, заложенной на закупку ВВТ в 2009 году, а между тем, МО собирается продолжить закупку беспилотников и много чего еще. О комплектующих не приходится и говорить. В итоге фактическая доля импорта, по-видимому, уже сопоставима с британской.

При этом мы закупаем оружие и комплектующие у потенциального противника, который от нас никак не зависит (кстати, Франция громче всех требовала ввести санкции против России во время первой чеченской войны).

Если американцы живут по принципу «хайтек делаем сами, а производство низкотехнологичных компонентов сбрасываем, хотя можем их клепать без проблем», то у нас все ровно наоборот. Мы делаем примитив, а закупаем хайтек, который производить на приемлемом уровне не можем. Это принципиально иной уровень зависимости от вероятного противника. При этом «партнеры» вовсе не стремятся передавать нам новые технологии – вопреки всем надеждам МО. Так, по поводу сделки с «Мистралем» французы недвусмысленно намекают, что «передача таких технологий может быть относительно ограниченной».

Разумеется, можно кивать на зависимость Запада от экспорта нашего сырья. Однако эта зависимость глубоко асимметрична – мы сейчас не можем не продавать сырье, а вот западная оборонка вполне может обойтись без российского рынка.

Каковы издержки? Лучше всего о них говорит тот факт, что все сколько-нибудь амбициозные страны, импортирующие вооружение, всеми силами стараются избавиться от такого счастья. Так, Китай в последние годы целенаправленно снижает импорт ВВТ. Докризисная динамика оружейного импорта КНР выглядит чрезвычайно наглядно: в 2005 году контракты были заключены на сумму в $4,2 млрд, в 2006-м – $839 млн, в 2007-м — $306 млн. И речь идет не о текущем импорте, а именно о контрактах.

Равным образом, Индия упорно проводит в жизнь план «индианизации» своих закупок. По словам ее министра обороны, «такая страна, как Индия, просто не может зависеть от импорта вооружения». Иными словами, тезис о том, что «для защиты страны должно приобретаться лучшее оружие, а где оно будет куплено – не имеет значения», отнюдь не разделяется теми, кто это оружие действительно покупает.

Это неудивительно. Оружейный импорт на деле порождает целый Эверест издержек – технических, экономических и политических. При этом Россия – основной поставщик вооружения Индии и Китаю — и близко не располагала теми возможностями для «выкручивания рук» партнерам, какими располагает Запад.

Евгений Пожидаев

Говорить о том, хорошо или плохо приобретать образцы ВВТ за границей, уже нет смысла.

Статья «ОПК для армии, а не наоборот» («НВО» от 14 августа 2009 года), в которой автор этих строк доказывал необходимость импорта Россией иностранных вооружений и военной техники, как и следовало ожидать, вызвала отклики самые разные, в том числе – и отрицательные. Одним из них стал комментарий Евгения Пожидаева «Сломанный меч», появившийся на сайте информационного агентства «Росбалт» 11 сентября с.г.

НАЛИЦО – «МЕДИЦИНСКИЙ ФАКТ»

Впрочем, оспаривать что-либо в данной публикации практически невозможно, ибо г-н Пожидаев фактически доказывает, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным. Возражать против этого, естественно, вряд ли кто-нибудь возьмется. Правда, к сожалению, в материале ничего не сказано о том, как стать здоровым и богатым, если ты бедный и больной, причем ситуация и с бедностью, и с болезнями лишь усугубляется.

Евгений Пожидаев доказывает, что США практически не импортируют вооружения. За исключением несложных комплектующих. При этом и последние предпочитают приобретать у ближайших союзников (стран – членов НАТО и Израиля).

Примерно так же обстоит ситуация и во Франции. А Китай и Индия всячески стремятся уменьшить свою зависимость от импорта ВВТ. И тут возразить нечего. Да, все это верно. Ну и дальше что? Бузина, конечно, в огороде, но дядька-то в Киеве.

Российский оборонно-промышленный комплекс уже не способен обеспечить армию и флот РФ всем спектром необходимых им вооружений и военной техники – это, к сожалению, «медицинский факт», который, кстати, признает и сам Евгений Пожидаев в первом же предложении своей статьи. А объясняется сей «диагноз» целым рядом причин.

Во-первых, за весь постсоветский период наша политическая власть так и не озаботилась созданием внятной концепции военного строительства в Российской Федерации. Соответственно до сих пор неизвестно: так какое же вооружение, с какими тактико-техническими характеристиками и в каких количествах нужно ВС РФ? Поэтому отечественная оборонка продолжает бесконечно вырабатывать еще советский задел, который безнадежно морально устарел. Ведь именно оружие советского происхождения успешно экспортировалось в 1990-е, а отчасти и в «нулевые» годы, что позволило выжить производящим его предприятиям, да еще и приобрести значительные лоббистские возможности. Теперь данные предприятия навязывают это же устаревшее советское оружие собственной армии, да еще в гораздо меньших количествах, чем идет на экспорт.

Во-вторых, лоббизм – это лишь часть гораздо более широкого явления, называемого коррупцией. Оно охватывает все стороны российского бытия, включая гособоронзаказ. Минобороны РФ наконец-то стало интересоваться: куда же делись огромные ассигнования, вложенные в разработку, например, беспилотных летательных аппаратов? Почему нет ни денег, ни беспилотников? Или вот вспомним пресловутую «Булаву». Тут просто нельзя не спросить: «А где посадки?» Почему испытания новой межконтинентальной ракеты морского базирования проваливаются одно за другим, а благосостояние ее разработчиков резко улучшилось? И подобным примерам несть числа.

В-третьих, в тех областях, которые в значительной степени и определяют сегодня боеспособность вооруженных сил (средства управления, связи, разведки, наблюдения, навигации, РЭБ), мы и в советское время очень сильно отставали от стран Запада. Теперь же это отставание стало просто космическим. Более того, дело естественным образом дошло и до традиционного «железа». Например, уже несколько лет на страницах «НВО» Михаил Растопшин рассказывает о том, что даже российские танки, традиционное «наше всё», мягко говоря, совсем не лучшие в мире. И почему-то до сих пор никто ему возразить не сумел. Видимо, потому, что так оно и есть.

В-четвертых, политика государственной власти в отношении ОПК тоже никак не способствует его расцвету. Кроме вышеупомянутого отсутствия концепции военного строительства, речь идет о некомпетентном руководстве как оборонно-промышленным комплексом в целом, так и отдельными его составляющими. Многие критически важные предприятия целенаправленно банкротятся при полном попустительстве властных структур (или с их одобрения?).

ЛИБО – ЛИБО...

Отдельно нельзя не сказать о политике создания оборонных холдингов, в результате которых в каждой отрасли ОПК должно, по сути, остаться по одному производителю. Данное мероприятие было задумано под лозунгом повышения конкурентоспособности российской оборонной промышленности. Хотя совершенно очевидно, что оно эту конкурентоспособность окончательно уничтожает. Особенно в том случае, если импорт вооружений и военной техники по-прежнему запрещен. Даже в советское время очень часто отечественная оборонка навязывала армии и флоту не то, что им нужно, а то, что она могла сделать. В Российской Федерации эта ситуация заметно усугубилась. Появление холдингов делает диктат ОПК абсолютным, у наших Вооруженных сил просто не остается вариантов – они вынуждены брать то, что сделает монополист.

Проблемы организационного характера решить, конечно, можно, но только теоретически. Ни с одной из них при нынешней властной конструкции, основанной на коррупции, пиаре и некомпетентности, справиться не удастся, поскольку все они являются производными от существующей в стране политико-экономической системы.

Однако, даже если каким-то совершенно чудесным образом в России вдруг появится абсолютно новая власть, озабоченная не наполнением собственных карманов, а интересами страны, компетентная и не страдающая советскими политическими и психологическими фобиями, это не поможет преодолеть уже очень серьезное и продолжающее быстро увеличиваться технологическое отставание российского оборонно-промышленного комплекса от ОПК основных стран Запада. И здесь есть только один рецепт изменения ситуации – открытая внешняя и внутренняя конкуренция с западными производителями вооружений и военной техники и одновременно кооперация с отдельными зарубежными компаниями.

То есть, выбор у нас сегодня небогатый: либо кооперация с западными ОПК, чистый импорт, либо полная и необратимая деградация отечественной оборонки и Вооруженных сил РФ.

Соответственно говорить о том, хорошо или плохо приобретать образцы ВВТ за границей, уже нет смысла. С таким же успехом можно рассуждать о том, хорошо или плохо, что август в Москве в этом году был холодным и дождливым. Сколько мы об этом ни говори, август уже был холодным и дождливым. Сегодня мы можем только обсуждать, что импортировать и в каком количестве. И можно ли получить доступ к технологиям производства ввозимых из-за рубежа вооружений и военной техники. Богатым и здоровым быть очень хорошо, но мы бедные и больные. Очень тяжело больные.

И ЭТО ПРОТИВНИК?

При этом, конечно, нельзя не рассмотреть вопрос о политических аспектах импорта. Как пишет Евгений Пожидаев, «мы закупаем у потенциального противника, который от нас никак не зависит (кстати, Франция громче всех требовала ввести санкции против России во время первой чеченской войны)».

В очередной раз хочется спросить: почему Запад нам противник? В чем основа противоречий? Мы и де-юре, и де-факто являемся капиталистической страной. А де-юре – еще и демократической. Соответственно почему мы должны противостоять Западу? Кто-нибудь способен на это ответить? Например, я не могу придумать аргументы за своего воображаемого оппонента, чтобы ему возразить...

Слова, произнесенные Западом по поводу войн в Чечне, а затем и в Грузии, особого значения все же не имеют (кстати, самые громкие крики по поводу «страданий свободолюбивого чеченского народа» исходили из малых европейских стран, а отнюдь не из Франции). Хочу заметить, что западные страны санкций против нас не ввели (тем более – войну не объявили). Кстати, мы про них тоже столько всего сказали в последнее время, что в плане слов вполне квиты. Пожалуй, если исходить только из риторики, то сегодня у Запада гораздо больше оснований видеть угрозу в нас, чем у нас – видеть угрозу в нем.

Что касается чисто военной стороны вопроса, то создается впечатление: между Россией и европейскими членами НАТО идет яростная «гонка разоружений». Если взять эту самую Францию (формально – одну из сильнейших держав не только в Европе, но и в мире), то по планам военного строительства, которые активно проводятся в жизнь, к 2014 году в ее сухопутных войсках останется всего 12 бригад, из которых три – тыловые и обеспечивающие. Они будут иметь суммарно всего 240 танков, 288 БМТВ, 630 БМП, 128 орудий, 24 РСЗО, 80 боевых и 130 транспортных вертолетов. По сути, столько вооружений и военной техники насчитывается сегодня в одной полноценной дивизии. Менее 300 самолетов останется во французских ВВС.

Такими силами в случае настоящей войны нельзя обеспечить даже защиту собственной территории. К счастью для Франции, на нее некому нападать. Но и она заведомо ни на кого не будет способна напасть.

Более мелкие страны вообще не заслуживают упоминания, их вооруженные силы фактически обнуляются. Про психологическую сторону нечего и говорить, совершенно очевидно, что сегодня европейцы в принципе не способны вести серьезную войну. В пацифизме там сегодня едины и народы, и политические элиты.

ВЫБОРА НЕТ

Вместе с тем от США мы уже сегодня отстали настолько (и количественно, и качественно), что преодолеть это отставание, которое к тому же стремительно увеличивается, невозможно, даже если ввести в стране мобилизационную экономику сталинского типа. Экономический, научный, технологический потенциалы Соединенных Штатов и России несопоставимы, поэтому соревноваться нам с ними уже бессмысленно. Тем более когда у Москвы есть такой замечательный «стратегический союзник», как Пекин.

Надеюсь, что Евгений Пожидаев не обидится на меня, если я открою секрет – мы с ним довольно давно (чуть ли не год) ведем переписку на темы военно-политического характера. В ходе этой переписки он обвинил меня (одного из основных апологетов теории китайской угрозы!) в излишнем оптимизме (!) в данном вопросе. Если я исхожу из того, что Китай собирается оккупировать только юг Дальнего Востока и Восточной Сибири (примерно до Енисея на запад и примерно до линии БАМа на север), то Евгений Пожидаев считает, что аппетиты Пекина распространяются на всю нашу территорию к востоку от Урала, а также на весь Казахстан, иначе игра просто не стоит свеч.

Так что здесь мы с ним спорить, видимо, не будем, я готов сразу уступить и признать его правоту. В данной ситуации говорить о противостоянии Западу не приходится, мы просто не имеем такой возможности. Запад предпочтительнее Китая уже тем, что не угрожает нам прямой оккупацией.

Безусловно, гораздо лучше быть геополитической величиной, равновеликой США, КНР и Евросоюзу, вести самостоятельную игру на «великой шахматной доске», вступая в альянсы не вынужденно, а по собственному желанию. Увы, такой возможности у России больше нет. Еще лет пять назад у нас были последние атрибуты сверхдержавы – Вооруженные силы и ОПК. Сегодня мы своими силами уничтожили и их. Соответственно лишили сами себя выбора не только в вопросе импорта ВВТ, но и в вопросе геополитической ориентации. Надо это понять как можно быстрее. В частности, прекратить антизападную истерию и вранье о «России, встающей с колен».

И уже не обсуждать, хорошо это или плохо. Вполне вероятно, что это плохой выбор. Но отказ от выбора еще хуже. Потому что тогда другие сделают его за нас. И за наш счет.