Военное искусство европейских армий характеризовалось господством линейной тактики и преобладанием в стратегии методов маневренной борьбы за коммуникации. В Западной Европе линейная тактика зародилась в нидерландской армии в начале XVII в. В русской армии первым примером использования элементов линейной тактики было сражение при Добрыничах 21 января 1605 г. Важным этапом ее формирования была тактика шведских войск Густава-Адольфа в сражениях Тридцатилетней войны. Победы шведов при Брейтенфельде и Люцене (1631 - 1632 гг.) показали явное превосходство этой тактики над глубокими колоннообразными построениями (терциями) пехоты их противников - имперцев. Окончательно сложилась и получила всеобщее распространение линейная тактика в начале XVIII в., после того как в конце предшествующего столетия на смену фитильного замка пришел кремнево-ударный и был изобретен штык, надевавшийся на ствол ружья и не препятствовавший стрельбе (в отличие от применявшегося раньше багинета, который вставлялся в ствол). Объективной основой перехода к линейной тактике как новой системе ведения боя явилась эволюция оружия, и прежде всего огнестрельного оружия пехоты.

Несовершенство огнестрельного оружия пехоты обусловило существование последней в XVI - XVII вв. в двух основных формах: пикинеры, главным оружием которых являлась пика, и мушкетеры, т. е. стрелки, имеющие на вооружении тяжелые, громоздкие, медленно заряжаемые фитильные мушкеты. Пока огнестрельное оружие не было достаточно эффективным, холодное оружие пикинеров являлось защитой мушкетеров-стрельцов от кавалерии. Сплошной, глубокий боевой порядок диктовался стремлением совокупного использования как большой массы людей, обладающих холодным оружием, так и мушкетерной пехоты.

Улучшение огнестрельного оружия - облегчение мушкета, ликвидация сошки, усовершенствование фитильного замка - привело к изменению в первой половине XVII в. этой практики. Глубокие построения не давали возможности полностью использовать огонь своей пехоты и в то же время несли неоправданные потери от огня пехоты противника. Боевой порядок пехоты, образованный тонкими линиями, сделался господствующим. Однако параллельное существование мушкетеров и пикинеров сохранялось почти до самого конца XVII в., пока наконец введение кремнево-ударного замка и штыка не сделало стрелков полностью способными отразить атаку кавалерии и не привело к унификации пехоты.

Вместе с тем сложились и основные тактические формы: две-три линии боевого порядка, образованные пехотными батальонами в развернутом сомкнутом строю, глубиной в несколько шеренг (число которых на протяжении XVIII в. постепенно уменьшалось), кавалерия на флангах этих линий, полковая артиллерия в интервалах между пехотными батальонами, полевая - в крупных батареях, сравнительно равномерно распределенных вдоль фронта. Линейная тактика представляла более эффективный способ ведения боя в сравнении с построениями предшествующего периода. Но у этой системы была еще одна функция - линейная тактика явилась единственно возможной формой управления боем в условиях преобладания наемных армий в тогдашней Европе. Ведение боя в линейных боевых порядках предполагало высокий уровень предварительного обучения. Иными словами, линейная тактика предполагала упрочение «регулярства», т. е. профессионально организованной и обученной армии.
Недостатки линейной тактики - Энгельс:

Иначе говоря, чрезвычайная громоздкость и негибкость боевого порядка такого рода и трудность управления им в бою представляли собой его первый крупный недостаток. В целом линейная тактика была закономерным, обусловленным воздействием объективных факторов этапом развития военного искусства. Однако постепенно в ней стали складываться шаблоны, приобретавшие характер канонических правил, применение которых не всегда вызывалось необходимостью. Эти черты привели тактику западноевропейских армий после окончания Семилетней войны к застою.

При анализе и оценке линейной тактики середины XVIII в. необходимо подходить раздельно к тактике частей и подразделений родов войск и к общей тактике.

Пехотные батальоны - тактические единицы - в середине века вели бой в развернутом сомкнутом строю, глубиной в 3 - 4 шеренги. Из построенных таким образом батальонов с орудиями полковой артиллерии в интервалах между ними составлялись линии боевого порядка пехоты. Указанный строй батальона был рассчитан на то, чтобы использовать все имеющиеся ружья, создать огонь значительной плотности и в то же время обеспечить достаточную устойчивость в случае штыкового боя.

Огонь пехоты того времени из развернутого сомкнутого строя обладал довольно значительной эффективностью. Массовый огонь сохранял действенность на дистанции более 300 шагов. Это видно из того, что Суворов - решительный противник бесполезного "пугательного" огня - в одной из тактических инструкций 1799 г. требовал ведения огня из сомкнутого строя с 300 шагов, следовательно, предельная дистанция действительного огня была по крайней мере на 50 шагов больше. Баллистические качества пехотного ружья в конце XVIII в. немного улучшились по сравнению с серединой века, но имеющиеся в литературе данные позволяют считать, что существенной разницы в дальности действенного массового огня не было. В отношении скорости стрельбы в литературе имеются значительные расхождения. Для периода Семилетней   войны   можно   принять,   что   хорошо   обученная пехота при стрельбе без прицеливания, как это требовалось в западноевропейских армиях, могла дать 2 - 3 залпа з минуту. При стрельбе с прицеливанием эту норму нужно снизить до полутора или несколько больше выстрелов в минуту. Даже кавалерийская атака на нерасстроенный фронт пехоты могла быть отражена огнем ружей и картечью полковой артиллерии. Тем более трудно было эжидать успеха от штыковой атаки без выстрела пехоты наступающего на неподвижно стоящую и ведущую огонь пехоту обороняющегося.

Однако к середине XVIII в. в тактике пехоты начинает появляться переоценка значения ружейного огня и недооценка штыкового удара.

В западноевропейских армиях основной задачей и тактики, и обучения пехоты сделалось получение огневого превосходства над .противником. При этом последнее достигалось за счет повышения темпа неприцельной стрельбы. Россия не стала исключением. Пехотный устав 1755 г:

Правда, отличие от европейских армий было: "Описание пехотного полкового строя" в отличие от западноевропейских взглядов  требовало обязательно прицеливаться. Фактически в сражениях Семилетней войны русская пехота не всегда пренебрегала штыком, но негативное влияние приведенного требования устава на подготовку войск, а отсюда и на боевую практику не могло не сказаться.

Трудности пехотной атаки при прочно внедрившейся в тактику западноевропейских армий практике использовать линейное построение для чисто огневого боя были видны некоторым военным мыслителям на Западе. В 20-х годах XVIII в. французский военный писатель Фолар предложил вести   атаку   крупными   сомкнутыми   колоннами. Это предложение  вызвало  на Западе продолжительную дискуссию, но практических последствий не имело. В России в пехотном уставе 1755 г. в число боевых построений была введена "густая", т. е. сомкнутая (в отличие от разомкнутой, предназначавшейся для эволюции), батальонная колонна. Ее основное предназначение, как указывал устав, заключалось в "проломлении неприятельского фронта". Сознавая, что штыковая атака в колоннах должна быть подготовлена огнем, составитель устава дал ряд рекомендаций о ведении огня из колонны (они занимают большую часть содержания главы о колоннах - главы XIII части 2 устава); значение колонны как чисто ударной тактической формы этим снижалось. "Густые" колонны устава 1755 г. не остались только на бумаге, как колонны Фолара; в одном из боев Семилетней войны они были с успехом использованы на практике.

В отличие от тактики пехоты, в которой в рассматриваемое время имелись вместе с положительными и явно негативные черты, в отношении тактики кавалерии и способов использования в бою этого рода войск для такой оценки оснований нет. Основным способом действий конницы и по отечественным, и по западноевропейским взглядам становится стремительный удар холодным оружием, а боевое построение сводится к двум-трем линиям эскадронов, развернутых в три шеренги.

Устав русской кавалерии 1755 г. давал в целом верное направление развитию ее тактики, подчеркивая значение удара в сомкнутом строю на большом аллюре. Устав указывал, что

При всей ценности кавалерии как средства наступления боевые возможности ее были ограниченными. Фронтальная атака кавалерии на не расстроенную действиями других родов войск пехоту, как сказано, имела мало шансов на успех.

Несравненно больший успех имела кавалерийская атака во фланг с охватом тонких и малоподвижных пехотных линий. Такая атака для последних была весьма опасна. Отсюда вытекало типовое, сделавшееся почти правилом расположение кавалерийских масс на крыльях общего боевого порядка. Та сторона, которой удавалось опрокинуть одно или оба противостоящих кавалерийских крыла противника, получала шансы на окончательную победу.

Очень большая роль отводилась коннице не только в бою, но и в тактическом обеспечении боевых действий, в стратегической разведке, в набегах на коммуникации противника, прикрытии районов сосредоточения и расположения главных сил. Действия русской конницы (гусар и казаков, именовавшихся «легкими войсками», и драгунской кавалерии) в период Семилетней войны дают ряд примеров успешного решения таких задач.

Артиллерия в войнах 30 - 40-х годов и в начале Семилетней войны сравнительно с другими родами войск играла второстепенную роль. В дальнейшем, в ходе Семилетней войны ее роль резко возрастает, что во всех европейских армиях было вызвано ее численным увеличением, а в русской армии и качественным усовершенствованием. Количество орудий к концу Семилетней войны дошло до 6 - 7 и более на тысячу человек - норма, достигнутая в дальнейшем лишь в войнах начала XIX в. Однако и в Семилетней войне, как и в предшествующую четверть века, артиллерия являлась преимущественно оружием обороны.

Огонь артиллерии средних и крупных калибров (от 6 до 12 фунтов и выше) - полевой артиллерии был могущественным боевым средством. Нетрудно представить эффективность картечных выстрелов таких орудий по сомкнутым строям пехоты и кавалерии. Однако подвижность на поле боя этих орудий вследствие большого веса, а также недостаточного совершенства ходовой части систем и способов их перемещения в сфере огня была низкой. Они не могли сопровождать пехоту в наступлении, несмотря на крайнюю медленность продвижения пехотных линий. Проблема повышения подвижности полевой артиллерии являлась основной в деле совершенствования артиллерийского вооружения в рассматриваемое время. Существенным вопросом было и повышение дальности действительного картечного огня.

Пока указанная основная проблема не была разрешена, существовала необходимость иметь в составе пехотных частей легкую артиллерию, которая могла бы перемещаться со скоростью боевых порядков пехоты,- полковую артиллерию. В русской армии она организационно входила в состав пехотных и драгунских полков (четыре орудия на двухбатальонный пехотный полк и два орудия на драгунский). Но в силу такого решения данный вид артиллерии оказывался в бою рассредоточенным по фронту; массирование его огня было неосуществимо.

Отсюда вытекали обычные для того времени принципы использования полевой артиллерии: орудия ее сводились в несколько (чаще всего - три) крупных батарей, распределенных сравнительно равномерно вдоль фронта. При обороне огневые позиции не менялись, а в наступлении стремились продвинуть батареи полевой артиллерии вперед за наступающей пехотой, но в лучшем случае им удавалось (и то частично) занять еще одну огневую позицию и поддержать пехоту, а чаще не удавалось сделать и этого.

К середине XVIII в. становилось ясным, что существовавшие орудия полевой артиллерии большого веса не отвечают требованиям боевой практики. Тенденция к облегчению орудий проявилась в рассматриваемое время в ряде западноевропейских стран.

В России преобразования осуществлялись группой артиллеристов, в которую входили генералы И. Ф. Глебов, К. Б. Бороздин, конструкторы артиллерийского вооружения М. В. Данилов и М. Г. Мартынов и др. Коллектив возглавил генерал-фельдцейхмейстер П. И. Шувалов.

Поиски новых типов орудий, которые велись этими русскими артиллеристами, с одной стороны, по линии повышения эффективности картечного огня, а с другой - по линии уменьшения веса орудий, привели в 1753 - 1756 гг. к созданию шуваловских (так называемых "секретных") гаубиц и единорогов. Техническая идея, заложенная в шуваловские гаубицы (увеличение разлета картечи по горизонтали за счет придания поперечному сечению канала ствола овальной формы), не оправдалась. Единороги, наоборот, показали высокие технические качества и боевую ценность. Эти орудия представляли собой удлиненные гаубицы, сочетавшие свойства гаубиц и пушек.  За счет уменьшения веса заряда удалось добиться значительного снижения веса орудия сравнительно с пушками. 12-фунтовая пушка 1734 г. имела вес ствола 112 пудов и перевозилась 15 лошадьми; полупудовый единорог 1760 г., предназначавшийся для замены указанных пушек, имел ствол весом 30 пудов и перевозился 5 лошадьми. В то же время единороги обладали и достаточной дальностью настильного выстрела, и возможностью вести огонь при больших углах возвышения; они могли стрелять картечью, сплошными, разрывными и зажигательными снарядами. Единороги были замечательным достижением русской военно-технической мысли. Они находились и успешно действовали в составе отечественной артиллерии свыше 100 лет.

Таким образом, в направлении облегчения орудий был сделан большой шаг вперед. Однако это не было равнозначно повышению подвижности полевой артиллерии в бою. Необходимо было улучшить ходовую часть системы и усовершенствовать способ перемещения их на поле сражения. Шувалов и его сотрудники работали и над этой стороной проблемы. В ходе Семилетней войны, по мере того как вырисовывалось значение указанных вопросов, были сформированы при полевой артиллерии «отвозные» команды, а позднее два артиллерийских фузелерных полка для обеспечения перемещения орудий в бою вручную на лямках, а также для прикрытия их14. Разрабатывались и новые способы передвижения орудий. Был осуществлен ряд мероприятий, направленных на упорядочение организационной структуры артиллерии, введение фурштатских команд в состав строевых артиллерийских подразделений.

Благодаря преобразованиям 50-х годов артиллерия русской армии оказалась на новой ступени развития опередив при этом артиллерию западноевропейских армий. Результаты практической реализации указанных артиллерийских преобразований в сражениях Семилетней войны были  весьма существенными, хотя и не все возможности проведенных преобразований были до конца использованы. Важно подчеркнуть, что Шувалов и его сотрудники в общем правильно определили направления дальнейшего развития в узловых вопросах материальной части, организации и тактики артиллерии.

Если в тактике пехоты рассматриваемого периода обнаруживается сочетание целесообразных сторон и не обусловленных необходимостью шаблонов, тактика кавалерии может быть признана вполне отвечающей условиям и задачам ее применения, а недочеты боевого использования артиллерии были вызваны объективными факторами, то положение в общей тактике приходится оценить по иному.

Необходимо обратить внимание на различие между характером тактики родов войск и общей тактики. В дальнейшем при сохранении форм тактики родов войск в общей тактике были осуществлены значительные сдвиги.

Типичные положения общей тактики середины XVIII в.:

А.) "Нормальный" боевой порядок: пехотный центр, образованный двумя, иногда - тремя линиями развернутых батальонов (третья линия — неполная), и кавалерийские крылья.

Б.) Обязательная непрерывность боевого порядка: во всяком случае первая линия должна быть сплошной.

В.) Равномерное распределение сил по фронту.

Г.) Слабость или полное отсутствие в боевом порядке резерва.

Д.) Искусственный и сложный способ развертывания из походного в боевой порядок (захождением).

Е.) Слабость тактического преследования, иногда - полный отказ от него.

"Нормальное" построение боевого порядка имело в своей основе, как показано выше, рациональные соображения: прикрыть фланги пехотных линий кавалерией, обеспечить последней возможности наиболее полного применения ее маневренных свойств; малая глубина боевого порядка была следствием стремления возможно шире использовать стрелковое оружие пехоты. Однако такой тип боевого порядка приобрел характер застывшего шаблона, применявшегося нередко без учета конкретной обстановки. Характерной в этом отношении была практика установления рассчитанных на любые условия "ордеров баталии". Отступил от данного шаблона П. С. Салтыков при Кунерсдорфе, что и принесло ему успех.

Требование непрерывности боевой линии было наиболее серьезным дефектом линейной тактики середины XVIII в. Оно вытекало из опасения, что разрывы в линии батальонов создадут промежутки, в которые может ворваться противник, и прежде всего его кавалерия. Как показывают факты, именно это надуманное правило   было   в   первую   очередь   отброшено  в ходе дальнейшего прогрессивного развития военного искусства (в русской армии).

Отказ от расчленения боевого порядка создавал огромные трудности при наступлении даже на непересеченной местности.
Ф. Энгельс:

В связи с этими сложностями ведения пехотной атаки наступление сделалось "трудной" формой боя.

Равномерное или почти равномерное распределение сил по фронту являлось существенным недочетом линейного боевого порядка. Этот недостаток мог бы быть значительно смягчен путем создания сильного общего резерва. Однко Фридрих II напирмер, поступал наоборот, стремясь решить бой первым ударом.

Способ развертывания войск из походного порядка в боевой, утвердившийся в линейной тактике, был связан с положением   о   непрерывности   фронта.   Считалось,   что наиболее  естественный  способ - развертывание по головам    колонн    (деплояда) - не    обеспечивает    построения сплошных   линий   боевого   порядка:   было   практически невозможно выдержать интервалы между подходящими к полю боя колоннами так точно, чтобы после развертывания между соответствующими колоннам частями не получилось бы разрывов. Поэтому был принят способ развертывания захождением. Как правило, армия образовывала две колонны, соответствовавшие линиям боевого порядка. Подразделения  (плутонги или дивизионы и т. д.) двигались на дистанциях, равных протяжению фронта подразделения.  При подходе к рубежу развертывания колонны вытягивались вдоль него, а затем подразделения заходили во  фронт  и  выстраивали  таким  образом линии боевого порядка.  Крупные неудобства такого способа очевидны. Прежде всего он требовал высокой обученности войск. Не удивительно,   что  склонные  вообще к  осторожности австрийцы, чтобы   избежать   сложностей   развертывания, предпочитали  обычно  занимать оборонительные позиции заблаговременно,  передавая  таким  образом  инициативу противнику. То же наблюдалось и в русской армии.

Отсутствие настойчивости в преследовании или полный отказ от него был, вероятно, наиболее слабым местом этой тактической системы. Ни одна из решительных побед той или другой стороны в Силезских и Семилетней войнах не была завершена сколько-либо действенным преследованием. В западноевропейских армиях опасались, что солдаты после победы могут броситься грабить обоз и лагерь побежденных; поэтому после успешного окончания сражения усилия направлялись на то, чтобы не допустить в войсках, особенно в пехоте, беспорядка. Использовать для тактического преследования разрешалось, как правило, только легкую и драгунскую конницу. При таком ограничении сил, выделявшихся для преследования, от него нельзя было и ожидать значительных результатов.

Канонические правила линейной тактики запрещали занимать для обороны населенные пункты. Опасались, что расчлененные на мелкие группы для занятия построек солдаты выйдут из-под контроля начальников. Ведение боевых действий ночью допускалось по тем же соображениям лишь в исключительных случаях.

Походные движения совершались весьма медленно. Во время Семилетней войны в русской армии нормальной величиной суточного перехода считались две географические мили, т. е. около 15 км. Например, в приказе командующего русской армией А. Б. Бутурлина на марш при выступлении на зимние квартиры в 1760 г. сказано:

Лишь в отдельных случаях эта норма несколько превышалась.

В условиях этой тактической системы Фридриху II удалось в Силезских и Семилетней войнах одержать ряд побед над своими противниками (австрийцами, в одном случае - французами), иногда при значительном превосходстве последних в силах. Упорным, хотя и носившим характер механической муштровки, обучением Фридрих II добился сравнительно высокой тактической подвижности своих войск, что позволяло ему более или менее успешно маневрировать на поле сражения нерасчлененным боевым порядком. Между тем австрийцы вели себя совершенно пассивно и этим давали Фридриху возможность беспрепятственно занимать наивыгоднейшее положение для атаки. Типичным приемом Фридриха II было нанесение удара противнику во фланг, для чего он развертывал свои войски приблизительно перпендикулярно к фронту обороняющегося. Впрочем, если этот маневр создавал пруссакам реальное преимущество, то известный "косой боевой порядок" пехоты   (уступное   расположение   батальонов   в   боевых линиях) не имел сколько-либо крупного значения; он лишь облегчал в некоторой мере продвижение линий при наступлении.

Успехи Фридриха II были основаны на приверженности к шаблонам, пассивности и, сверх того, на невысоких качествах войск указанных его противников. Сражения с русскими войсками показали, что тактика Фридриха II только лишь в ограниченных условиях могла приносить значительные успехи.

Русская армия в Семилетней войне

Цель войны для России не носила характер настоятельной необходимочсти  и была выражена нечётко:  Конференция считала необходимым, чтобы

в наличии отсутствие решительного, прямо отвечающего национальным интересам характера войны. Такую цель можно признать ограниченной.

Это не могло не оказать сдерживающего влияния на стратегию русских войск. Сложность организации стратегического взаимодействия с союзниками, неизбежно присущая всякой коалиционной войне, являлась другим фактором, неблагоприятным для осуществления русской армией решительных стратегических методов.

Высшим органом военного руководства являлась петербургская Конференция, командующие войсками были только исполнителями, лишенными самостоятельности в решении  стратегических вопросов.

Большие расхождения имели место в ряде случаев между замыслами Конференции и фактическими стратегическими решениями и действиями командующих армиями. Последнее обнаруживается очень явственно уже при изучении первой кампании русской армии в Семилетней войне, кампании 1757 г.

Стратегической целью кампании было овладение Восточной Пруссией (предполагалось при успешном исходе войны присоединить Курляндию, компенсировав Польшу за счет Восточной Пруссии), для обороны которой Фридрихом II был выделен корпус Левальда численностью 25-30 тыс. человек. Русская армия  С. Ф. Апраксина численностью 65 187 человек (не считая больных) сосредоточилась весной в районе Ковно. План кампании, разработанный Конференцией, содержал вполне ясное требование при наступлении в Восточную Пруссию:

Однако реализовать этот стратегический план не удалось. Апраксин начал наступление в июне в общем направлении на Кенигсберг, но двигался очень медленно. Полученный им в июле рескрипт Конференции содержал совершенно четко выраженный взгляд на первостепенное значение действий против живой силы:

Такая формулировка звучала бы вполне современно пятьюдесятью годами позднее. Но Апраксин продолжал наступать весьма нерешительно.Узнав,что противник преградил ему путь на выгодной позиции у Велау, Апраксин, не решаясь атаковать эту позицию фронтально, изменил направление движения к югу и начал ее дальний обход. В ходе этого маневра он был сам 19 (30) августа у д. Гросс-Егерсдорф атакован на марше пруссаками.

Гросс-Егерсдорф

Левальд, имевший 24 тыс. человек против   55 тыс. человек  у   русских (некоторое общее уменьшение численности войск произошло в основном из-за болезней), решился на атаку, рассчитывая на пнезапность и предполагаемое им качественное превосходство прусских войск. В результате он был разбит наголову.

Однако Апраксин после сражения не только отказался от преследования противника, но, сделав еще несколько переходов, 27 августа (7 сентября) собрал военный совет, на котором было принято решение отступить. Отступление проходило недостаточно организованно, оправившийся после поражения Левальд преследовал русских, в результате были не только утрачены практически все плоды победы, но еще и понесены напрасные потери в людях (больными и отставшими) и материальной части.

Существует версия, хотя и не вполне доказанная, что причины отступления Апраксина лежали не в одних военных соображениях, а что здесь играло роль стремление фельдмаршала, связанного со двором, быть с армией ближе к центрам России на случай смены государя. Независимо от справедливости этой версии нужно обратить внимание на то, что решение на отступление было принято советом генералов и полковников армии, которые (за исключением, может быть, одного-двух лиц) не могли быть причастны к дворцовым интригам. Главным мотивом для принятия решения было исчерпание возимых запасов продовольствия и представление о невозможности довольствования средствами занятого края. Система снабжения за счет местных средств была еще непривычна для командования русской армии, а значение продовольственных трудностей преувеличивалось.

Характерные с точки зрения тактики моменты Гросс-Егерсдорфского сражения:
Сражение несмотря на численное превосходство русских войск, протекало в тяжелых для них условиях: противнику действительно удалось добиться внезапности. Русская армия была атакована в то время, когда она выдвигалась через лесное дефиле из района своего лагерного расположения по дороге на юг, на Алленбург Головные соединения армии выходили из дефиле на открытое пространство у д Гросс-Егерсдорф, где уже развернулся и изготовился к атаке противник. Главный удар пруссаков пришелся по войскам 2-й дивизии, колонна которой только начала выдвигаться из леса. Полки дивизии по собственной инициативе развернулись вправо от дороги на южной опушке лесного массива северо-восточнее д. Гросс-Егерсдорф и остановили противника, но правый фланг образованной этими полками линии оказался открытым. Бой на этом участке был очень упорным, но, по свидетельству очевидца А. Т. Болотова, наблюдавшего его с небольшого расстояния, носил чисто огневой характер:

Бой на южной опушке леса продолжался, насколько можно судить по реляции Апраксина, около трех часов. Положение войск 2-й дивизии сделалось критическим: противник, продолжая теснить их фронтально, охватывал открытый правый фланг. В этот момент в ходе боя произошел неожиданный поворот.

По северную сторону лесного массива, на южной опушке которого оборонялись войска 2-й дивизии, находился резерв в составе четырех пехотных полков под командованием генерал-майора П. А. Румянцева; он стоял без дела, не получая приказаний командующего армией, ибо руководство сражением со стороны Апраксина было весьма слабым. По своей инициативе Румянцев двинул свои полки прямо через лес, против всех канонических правил линейной тактики, поскольку такое движение можно было совершить только мелкими группами, на выручку 2-й дивизии. Войска Румянцева пробились через лесную чащу, вышли на фланг охватывающего крыла пруссаков и, дав только один залп (по описанию Болотова ), атаковали противника в штыки. Пруссаки были опрокинуты и обращены в беспорядочное бегство. Успех на данном участке предопределил победный исход всего сражения.

Инициативные, решительные, противоречащие шаблонам действия Румянцева представляли собой контраст с недостаточной маневренностью, злоупотреблением огневой тактикой, безынициативностью некоторых из числа командующих соединениями русской армии (например, генерала Сибильского, командовавшего войсками авангарда).

Конференция не примирилась с неудачей похода в Восточную Пруссию. Русская армия, отошедшая на зимние квартиры в Литву и Курляндию, была приведена в порядок, С. Ф. Апраксин заменен В. В. Фермером, и по первому зимнему пути армия вновь двинулась в Восточную Пруссию, очищенную к этому времени Левальдом (его корпус был двинут в Померанию для действий против шведов). В январе 1758 г. русские войска в короткий срок и без особых трудностей заняли Восточную Пруссию. Приходится удивляться, что успешный опыт этой зимней кампании не был учтен руководством русских вооруженпых сил в дальнейшем. Сказалась инерция маневренной стратегии, возвращение на зимние квартиры после кампании считалось нормой.

После овладения Восточной Пруссией Конференция встала перед трудной задачей выбора следующей стратегической цели. Идея разгрома живой силы противника, как показано в начале данного раздела, не была ведущей в мышлении военно-политических руководителей русских вооруженных сил и не фигурировала на сей раз в разработанном Конференцией на кампанию 1758 г. плане. Основной целью ставилось овладение крепостью Кюстрин - узлом дорог и переправ при слиянии Варты с Одером на правом берегу Одера

Конференция считала, что

Сформированные в западных областях России пополнения были организованы в отдельную группу (так называемый Обсервационный корпус), который двигался из района формирования с отставанием от главных сил армии (зимние квартиры которой были на Нижней Висле). Создавшееся т. о. разделение сил на две группы наталкивало Конференцию и командующего армией на мысль использовать группы для выполнения различных задач, например направить Обсервационный корпус самостоятельно для овладения крепостью Глогау (в Силезии) и Франкфуртом-на-Одере.

Что же произошло в конце концов? Только 4 (15) августа главные силы русской армии подошли и начали действия против Кюстрина (а выступили с зимних квартир в конце мая ст. ст.). В это время Фридрих II уже двигался с группой своих войск из Силезии в район Кюстрина, где присоединил к себе войска, действовавшие здесь против русских ранее, и решил, перейдя через Одер, атаковать русских на восточном берегу этой реки.

Фермор разбросал свои силы. В то время как он с ядром армии находился под Кюстрином, корпус Румянцева был направлен к Шведту (на Одере, приблизительно в 60 км ниже Кюстрина), где предполагалось наиболее вероятное место переправы пруссаков, Обсервационный корпус находился у Ландсберга, более чем в двух переходах, позади главных сил. Кроме того, от корпуса Румянцева был отделен отряд Рязанова для осады Кольберга. Румянцев 5 (15) августа обратил внимание командующего армией на опасность такой разброским.

Фридрих переправился через Одер у Гюстебизе, между Кюстрином и Шведтом (не там, где ожидали), и 14 (25) августа атаковал русскую армию при Цорндорфе.

Цорндорф

К моменту сражения Фермор успел подтянуть к себе силы Обсервационного корпуса, но Румянцев с сильным корпусом по-прежнему оставался у Шведта. У русских в сражении участвовало 42 590 человек, в том числе 3282 человека регулярной кавалерии, у пруссаков - 32 760 человек, в том числе кавалерии - 9960 человек. Тройное превосходство пруссаков в кавалерии в значительной мере уравновешивало общие силы сторон.

Отойдя несколько от Кюстрина, Фермор занял у Цорндорфа выгодную позицию фронтом на север, где была переправа пруссаков и откуда ожидалось их наступление. Фридрих не стал атаковать эту позицию: он в течение 13 (24) августа и утренних часов 14 (25) обошел ее и, описав три четверти окружности, вышел в тыл русской армии. Фермор не сделал никакой попытки помешать этому маневру противника. Уяснив сложившееся положение, он приказал обеим линиям боевого порядка, оставаясь на месте, повернуться кругом. После этого выгоды позиции оказались утраченными, и господствующие высоты теперь были в руках противника.

Фермор, проявив в ходе кампании неспособность на посту командующего армией, в ожидании сражения дал войскам тактическую инструкцию, содержащую положительные моменты. В отличие от устава 1755 г. инструкция требовала встречать наступающего противника сначала огнем с места, а "потом атаковать штыками".

Фактически в сражении русские войска действовали даже активнее, чем указывала инструкция. Пехота русского правого крыла, не ввязываясь в длительное огневое состязание с наступавшей пехотой противника, ответила, совместно с кавалерией, контрударом холодным оружием и опрокинула батальоны пруссаков. На левом русском крыле пехота Обсервационного корпуса, также совместно с кавалерией, не дожидаясь наступления противника, перешла сама в атаку и полностью разгромила противостоящую пехоту противника.

Однако общее руководство боем с русской стороны отсутствовало: растерявшийся Фермор покинул поле сражения. Контрудары и удары русских войск наносились разновременно; меры по обеспечению флангов не принимались. Это дало возможность противнику маневрировать своей сильной кавалерией и наносить ею эффективные удары по флангам выдвинувшихся линий русской пехоты, сначала по правому, затем по левому. Это не только компенсировало полную неудачу прусской пехоты, но и поставило русскую армию в критическое положение. Только стойкость русских войск, продолжавших после нарушения боевого порядка сопротивление мелкими группами, позволила выйти из кризиса. Сражение закончилось безрезультатно.

После Цорндорфа Фермор, присоединив свежий корпус Румянцева, получил значительный численный перевес над прусской армией, тем более что Фридрих вскоре ушел с частью сил в Саксонию. Однако Фермор не сделал никаких попыток атаковать противника; он маневрировал или стоял в районе восточнее Одера, предпринял осаду Кольберга, не приведшую к успеху, и в ноябре вернулся на прежние зимние квартиры на Нижней Висле. Стратегические результаты кампании были равны нулю.

План кампании 1759 г. был построен на иных основах, чем планы предыдущих кампаний. Активные действия на Померанско-Бранденбургском направлении не предусматривались. По соглашению с австрийцами русская армия должна была наступать в Силезию с целью соединения с австрийской армией и совместных действий против главных сил Фридриха II. Исходные положения такого плана лежали в русле решительной стратегии. В окончательном варианте плана сказано, что

План содержал много оговорок и рассуждений, ослаблявших данное указание. В частности, заранее выдвигалась на важное место возможность трудности продовольственного снабжения: оговаривалось, что после соединения союзных армий

Рассматривая случай, "как долго вы не в самой с графом Дауном близости или соединении, а напротиву того, король прусской посередине вас находился бы", составители плана безоговорочно рекомендуют уклоняться от сражения

План предлагал командующему армией наступать к Каролату (на Одере), но допускал возможность выбрать направление несколько севернее, на Кроссен (также на Одере, приблизительно1 в 50 км ниже Каролата) Именно в это время командующим армией был назначен генерал-аншеф (позднее фельдмаршал П. С. Салтыков, который прибыл к войскам и принял командование 19 (30) июня 1759 г.

К середине июня 1759 г. Фридрих II, имея основные силы в Силезии и группу войск принца Генриха в Саксонии (в общей сложности около 95 тыс. человек), занимал центральное положение между армиями союзников. Кроме того, сильный отдельный корпус прусских войск под командованием Доны (до 30 тыс. человек) оперировал против русской армии в Польше. Противостоящие Фридриху II силы австрийских войск под общим командованием Дауна имели численность до 135 тыс. человек. Русская армия силой около 40 тыс. человек (в том числе 7-8 тыс. иррегулярной конницы, считавшейся не пригодной к использованию в сражении) сосредоточилась к этому времени у Познани.

Имея в плане, составленном Конференцией, лишь одно вполне определенное указание: искать соединения с австрийцами на Одере в районе Каролата или Кроссена, Салтыков принял смелое для своего времени решение: наступать   к   Одеру  в  направлении  на  Кроссен ,  нанеся сначала удар по корпусу Доны, нависавшему над его флангом с севера. 24 июня (5 июля) русская армия двинулась против Доны. Последний уклонился от сражения, после чего Салтыков 4(15) июля начал марш к Одеру, игнорируя угрозу своим коммуникациям. Сознавая, по-видимому, малую действенность попыток связать противника такими угрозами, Дона избрал более надежное решение - преградить путь движения русских, заняв прочную позицию у Цюллихау. Салтыков, обнаружив противника, предпринял фланговый марш в обход этой позиции через Гольцин, Пальциг - решение еще более смелое, чем первое, так как теперь им окончательно допускалась возможность потери сообщения с магазинами (расчет велся на снабжение из австрийских магазинов, лежавших впереди), и образцово выполненное. Пруссаки, которыми теперь командовал Ведель, сменивший Дону, 12(23) июля были вынуждены атаковать сами, к чему их обязывал и категорический приказ Фридриха.

Русская армия, которую Салтыков заблаговременно развернул в боевой порядок при д. Пальциг, в упорном бою отразила атаки противника и нанесла ему тяжелое поражение. Преследование было слабым, ограниченным небольшим расстоянием от поля сражения. Салтыков торопился использовать победу при Пальциге, расчистившую ему путь к Одеру, в целях соединения с австрийцами. 17(28) июля русская армия вышла к Одеру у Кроссена.

Между тем Даун с главными силами австрийской армии в конце июня н. ст. очень медленно выдвинулся из Богемии к северу, примерно в направлении намеченного района соединения, занял, не дойдя до Одера более пяти переходов, прочную позицию и оставался на ней более 20 дней. Когда русская армия сражалась при Пальциге, Даун не сделал никакой попытки отвлечь от нее противника. Фридрих II также выжидал; деятельность обоих противников выражалась в маневрах передовых и фланговых отрядов и небольших стычках.

Не имея возможности установить контакт с австрийцами, Салтыков вновь принял активное решение: идти вдоль Одера к Франкфурту, создав таким образом угрозу Берлину. 23 июля (3 августа) русская армия подошла к Франкфурту и расположилась на высотах в районе д. Кунерсдорф на правом берегу Одера; город был занят отрядом русских войск. До Берлина оставалось немногим более 80 км. Угроза столице вызвала немедленную реакцию противника. Фридрих И, взяв часть войск из своих главных сил, соединился с частью корпуса принца Генриха, притянутой им из Саксонии, двинулся в направлении на   Франкфурт,   присоединил   по   пути   войска   Веделя, перешедшего после Пальцига на левый берег Одера, и, составив таким образом армию численностью около 49 тыс. человек, принял решение атаковать Салтыкова.

В тактике узловой проблемой, стоявшей перед русской армией и так и не разрешенной во время Семилетней войны, была проблема наступательного боя.

В этой области важные шаги вперед во время Семилетней войны были сделаны. В первую очередь нужно указать на осуществленное Салтыковым при Кунерсдорфе отступление от традиционной схемы линейного боевого порядка. Впервые в период господства линейной тактики в боевом порядке был создан сильный резерв, что означало начало преодоления одного из наиболее тяжелых недостатков этой тактики. Другим позитивным моментом было зарождение в русской армии легкой пехоты в виде сформированных Румянцевым 'в 1761 г. батальонов и начало разработки тактики таких войск. Известное значение имело и применение (хотя и в ограниченном масштабе) сомкнутых колонн для атаки.

Новые, весьма значительные явления имели место в развитии методов боевого применения артиллерии русской армии. Одно из них - маневр артиллерии вдоль фронта, осуществленный при Кунерсдорфе. Другое - возникновение идеи артиллерийского резерва. Эта идея появилась в результате учета опыта Кунерсдорфского сражения. Она отражена в наставлении артиллерии 1760 г. И. Ф. Глебова; такое же требование встречаем в плане кампании 1760 г., разработанном Конференцией. Указанные явления обозначили путь дальнейшего развития методов боевого использования артиллерии, которому в будущем, хотя и не близком, суждено было сделаться важным фактором развития военного искусства вообще.

Таким образом, в русском военном искусстве периода Семилетней войны обнаруживается зарождение новых прогрессивных форм и методов ведения войны и боя.

Однако перелома в целом в развитии русского военного искусства еще не произошло.

Русская военная мысль стремилась учесть опыт Семилетней войны. Этот процесс отражен мероприятиями и документами, подготовленными Воинской комиссией, созданной в ноябре 1762 г. Комиссия произвела ряд изменений в штатной структуре русской армии. Из них наиболее крупным было усиление тяжелой кавалерии путем преобразования большей части драгунских полков в карабинерные - мероприятие, действительно основанное на учете опыта войны, но не до конца продуманное.

Другим организационным мероприятием, имевшим особое значение, было начатое в 1764 г. формирование егерских команд при пехотных полках, основанием для чего послужил опыт П. А. Румянцева под Кольбергом. С этого момента идет систематическое развертывание в русской армии этого вида пехоты. Вместе с ростом численности егерей шла и разработка их тактики.

Воинская комиссия 1762 г. разработала и издала новые строевые уставы. В "Пехотном строевом уставе" 1763 г. можно заметить некоторое, хотя и не радикальное, изменение направления русской официальной военной мысли в области тактики пехоты. Этот устав устранил настойчивую акцентировку значения огня, свойственную уставу 1755 г., что являлось несомненно положительной стороной нового устава. Положение устава 1763 г., определяющее основные задачи обучения войск (соответствующее цитированному выше положению "Описания..." 1755 г.), гласит следующее:

Т.о. здесь делается упор в одинаковой мере на огонь и на маневр, однако о штыковом ударе опять-таки не упоминается.

Т.о. Семилетняя война отчетливо продемонстрировала высокие боевые качества русской армии, ее способность вести упорные сражения и побеждать наиболее сильную армию тогдашней Европы, армию Фридриха II. Но главное состояло в другом: именно в этот период в военном искусстве России начался отход от господствовавших в европейских армиях тактических шаблонов и стратегических догм. Нельзя усомниться в том, что ряд побед, одержанных над армией, в которой линейная тактика и маневренная стратегия достигли своего законченного воплощения, способствовал такому процессу.

В период Семилетней войны новые тенденции еще только обозначились, они не набрали силу. Однако начало было положено. Это тем более необходимо подчеркнуть, ибо военные доктрины западноевропейских армий еще долго будут существовать под господствующим воздействием побежденного русской армией Фридриха II. Шаблоны линейной тактики становились тесными для русской армии, и ближайший военный конфликт отчетливо показал это.