Вспоминает полковник В.К. Зиновьев из штаба 125-й стрелковой дивизии:
«Военный совет 55-й армии поставил перед нами задачу овладеть Красным Бором. Думаю, что дивизия могла бы выполнить приказ и взять Красный Бор. Противотанковый ров был уже в наших руках. А это был удобный рубеж для сосре-доточения войск и наступления. Можно было ожидать, что соседние дивизии получат приказ облегчить нам выполнение задачи по захвату Красного Бора наступательными операциями, чтобы прикрыть наши фланги. Но соседние дивизии такого приказа не получили, и мы наступали с открытыми флангами.
Бросившись в атаку, наши части продвинулись вперед, но попали под перекрестный огонь противника и вынуждены были залечь на мерзлой земле, которую не выгрызешь, ни шанцевой лопаткой, ни зубами. Особенно большие потери понес 657-й стрелковый полк, которым командовал полковник Варюхин. Полк наступал в первом эшелоне и потерял столько бойцов и командиров, что стал небоеспособным. Об этом и доложил командир полка комдиву генерал-майору Фадееву Ивану Ивановичу.
—Повтори, что ты сказал! — воскликнул генерал. А я насторожился, прислушиваясь к их разговору.
—В полку осталось тринадцать активных штыков и один станковый пулемет, — говорил голос в трубке, которую генерал приблизил к моему уху.
— Не может этого быть! — воскликнул снова генерал...
Весь январь и февраль сорок второго года части дивизии вели, которые в сводках Совинформбюро назывались боями местного значения. Продвинулись мы почти до Красного Бора. Но это не только не улучшило, а даже ухудшило наше положение, потому части соседних дивизий по-прежнему оставались на месте. А полкам и батальонам нашей дивизии, выдвинувшимся вперед, пришлось теперь отражать атаки противника не только с фронта, но и с флангов, ибо мы сами, а точнее, по приказу командования армии, залезли в мешок.... При этом потери в людях были большие».
Попытки взять Красный Бор предпринимались и в марте. В итоге бывший командарм генерал В.П. Свиридов сделал вывод:
«Красноборская операция еще раз убедила нас в том, что наступление на одном направлении ограниченными силами при бездействии остальных участков фронта дает успех только в первые дни, когда в наших руках еще сохраняется преимущество внезапности и превосходство в силах».
Стоило ли «убеждаться» снова и снова в элементарных вещах, неоспоримо доказанных еще в ходе Первой мировой войны? Сколько бойцов погибло в ходе непрерывного штурма Красного Бора — одному Богу известно.
Активные действия в это же время развернули подразделения 13, 21-й и 189-й стрелковых дивизий 42-й армии па подступах к опорным пунктам Верхнее Койрово, Кискино, Туйполово, Синда, Венерязи, ничего не добившись территориально, но, конечно же, «уничтожив много вражеских солдат и офицеров».

Сталин оказался заложником им же созданной системы. Каждый рвался первым доложить о взятии самой захудалой деревеньки, превращавшейся в сводках в мощ-ный узел сопротивления противника, и никто не осмеливался огорчить Вождя дурными вестями. Врожденным пороком системы была, выражаясь армейским жаргоном, повсеместная «залепуха» снизу доверху, попросту — очковтирательство.

К примеру, генерал Катышкин сообщает, что выполняя задачу по расширению пробитой в немецкой оборони бреши, 59-я армия «очень скоро втянулась в полосу напряженных и затяжных боев». Правда сам он при этом не присутствовал, поэтому подчеркивает, что «данные, естественно, я черпал из документов», то есть из оперативных сводок.

Заглянем в те документы, куда генерал не мог заглянуть. Начальник Особого отдела НКВД Волховского фронта майор госбезопасности Мельников в докладной записке на имя члена ГКО товарища Маленкова «сигнализировал» об обстановке, сложившейся в армии генерала Галанина:
«Командование 59-й армии, зная о том, что 377, 372, 374 и 378 стрелковые дивизии активных действий не ведут и фактически занимают оборону, в оперативных сводках штаба действия этих дивизий отмечаются «активным сковыванием противника» и «ведением боевой разведки». Бездеятельность этих дивизий в оперсводках также называется «отражением контратак противника», не стыдясь сообщать, что дивизии отбивают контратаку одного взвода противника.
Из наиболее характерных примеров очковтирательства приводим следующие: 1269 стрелковый полк 382 стрелковой дивизии занимает линию фронта протяжением 18 километров, активных действий не ведет, занимает оборону. Штарм пишет, что полк активно сковывает противника. 377 стрелковая дивизия занимает фронт протяжением 13 километров, активных действий не ведет, занимает оборону.
Штарм в оперативной сводке пишет, что «377 дивизия ведет активную боевую разведку». Фактически для ведения разведки высылаются 2-3 человека. Части 372 стрелковой дивизии занимают фронт протяжением 4 километра, активных действий не ведут, ведут оборону. В оперсводке штарма докладывается, «части 372 дивизии блокируют противника»...

5 февраля во время наступления дивизии на командный пункт выехал начальник штаба и комиссар дивизии. Дорофеев же вызвал к себе в блиндаж девушку военфельдшера и пропьянствовал с ней четверо суток. Свой невыезд на командный пункт мотивировал болезнью.
Комначсостав в беседах между собой говорит: «Ну, как там наше пьяное командование, что решило?»... В момент выполнения боевой задачи частями дивизии по овладении д. Остров Дорофеев, Корнышев и начальник штаба Аксельрод на протяжении трех суток пьянствовали, не выходя из блиндажей.
Подобные факты морально-бытового разложения в частях 59-й армии не единичны. По нашей информации, командиры и комиссары частей и соединений мер к устранению подобных явлений не принимают, так как сами являются ви-новниками этого. О фактах морально-бытового разложения отдельных командиров и политработников частей 59-й армии неоднократно информирован Военный совет армии. Однако мер к пресечению безобразий не принял».

Конечно, такое поведение начальства деморализовало и разлагало подчиненных. Но, с другой стороны, кажется, было бы лучше, если бы эти «Дорофеевы» и «швагиревы» вообще не вылезали из своих блиндажей. Потому что, когда они, опохмелившись, брались «организовывать бой», выходило еще гаже (месяц спустя полковника И.П. Дорофеева накрыл шальной снаряд и он попал в святцы 59-й армии как командир, «не щадивший своей жизни во имя победы над врагом, за дело партии, за Родину»).

...на северном крыле советско-германского фронта похвастать было нечем.
Немцы за весь 1942 год не провели здесь ни одной наступательной операции. Советские армии атаковали почти ежедневно. В итоге общие потери Ленинградского фронта составили более 319 тысяч убитыми и ранеными. Такой ценой удалось освободить поселки Путролово и Ям-Ижора, плюс к тому занять пропитанный кровью, нашпигованный металлом клочок земли у Московской Дубровки. Волховский фронт потерял 592 тысячи человек. Мерецков убеждает, что это нормально:
«В этом состоит одна из особенностей военной профессии. Для спасения миллионов бросаем в бой десятки тысяч людей, зная при этом, что многие тысячи погибнут. Когда во-еначальник планирует операцию, он не только понимает, что будут человеческие жертвы, но и предусматривает примерно возможные потери, так как не хочет просчитаться и понести потом в результате недооценки ряда факторов еще большие потери. Такова военная логика... Я всегда сильно переживал любые потери. Вынужден сказать здесь об этом, даже если кто-либо и расценит это как присущую мне слабость».
Всех их, конечно, абстрактно жаль, но своя рубашка ближе к телу. Из-за присущей командующему «слабости» и в силу «особенностей» его профессиональной подготовки Волховский фронт в 1942 году потерял 170 процентов первоначального личного состава (!) и стал абсолютным рекордсменом среди всех советских фронтов по такому показателю, как процент потерь к численности личного состава, обогнав даже Западный и Сталинградский!
Интересно, Мерецков это предусматривал, «планируя операции»? Итоги года были жалкие: взята деревня Погостье и оставлена деревня Гайтолово, а насчет спасенных им миллионов маршал (в описываемый период — генерал) явно «загнул».