Европейцев надо любыми способами заставить рожать больше детей
Европа переживает небывалый спад рождаемости. Аналитики предупреждают: если в ближайшее время политики не примут никаких усилий по решению демографической проблемы, то уже к 2025 году можно будет говорить о начале вымирания европейцев как расы. Это в свою очередь неминуемо повлечет за собой экономический кризис и отбросит развитие Евросоюза на несколько десятилетий назад. Примечательно, что в качестве одного из путей спасения Европы и европейцев эксперты называют вхождение России в состав Евросоюза.

Старый Свет стареет на глазах
Планомерно снижающаяся на протяжении последних тридцати лет рождаемость в Европе сегодня достигла того уровня, после которого, по уверениям аналитиков, начнется необратимая реакция - европеоидный генотип навсегда исчезнет с лица Земли, а европейский континент станет самым незаселенным в мире. Эксперты ООН напоминают, что в 1900 году каждый четвертый человек на планете (24,7%) жил в Европе. Сегодня же население Европы составляет чуть более 10% мирового, а к 2025 году этот показатель уменьшится до 7%.
Это происходит потому, что уровень рождаемости в Европе уже упал за пределы уровня естественного воспроизводства населения, который составляет 2,1 ребенка на каждую женщину детородного возраста. В среднем в Западной Европе уровень рождаемости составляет 1,5 ребенка на одну женщину, в Германии - 1,4 и в Италии - 1,3. Как следствие, растет число пожилых людей. Так, сегодня около одной шестой населения Западной Европы составляют люди в возрасте от 65 лет и старше. К 2030 году эта категория будет составлять там четверть населения, к 2050-му - почти треть.

Молодым некогда думать о детях
Сразу ряд авторитетных организаций опубликовали серьезные исследования об экономических и социальных последствиях "беби-краха" в Европе. По мнению комиссара ЕС по социальным проблемам Владимира Шпидлы, "нынешняя демографическая ситуация в Европе окажет влияние почти на все стороны нашей жизни. Например, на деятельность бизнеса и организацию труда, городское планирование, планировку квартир, общественный транспорт, поведение электората и инфраструктуру покупательной способности в наших городах. Пора действовать".
Шпидла отмечает, что преобладание в обществе людей пожилого возраста, которые находятся в большой зависимости от государственных пособий, уже привело к тому, что экономика Европы начала хромать. Так, в 1970-х показатели ежегодного экономического роста для 12 стран, которые сегодня перешли на евро, колебалась в районе 3%. В 2001-2004 годах эти показатели составили лишь 1,2%.
"Европе не хватает рабочих рук. Молодому поколению приходится работать за троих, чтобы обеспечить жизнь своим родителям. В итоге молодежь не может себе позволить иметь детей, ведь их тоже надо будет содержать. Да им просто некогда думать о детях!" - констатирует Шпидла.

Хотели как лучше
Несколько лет назад вопрос с отсутствием рабочей силы, казалось, был решен: в Евросоюз хлынули толпы иммигрантов из бедных африканских и азиатских стран. Однако, как показало время, решение проблемы было лишь временным. Европейские производства из-за экономии были перенесены в ту же Азию и Африку, а иммигранты и их многочисленные дети остались на территории Евросоюза, повиснув на шее вырождающегося коренного населения и устраивая время от времени бунты с требованием повысить уровень их условий проживания (иллюстрацией могут служить недавние погромы во Франции).
Кроме того, именно невиданная доселе волна азиатских и африканских иммигрантов и привела к угрозе вырождения европеоидного генотипа. Как утверждает на страницах британской Financial Times бывший аналитик госдепартамента США Майкл Влахос, "поскольку коренное население Европы не рождает достаточного количества детей, то за 40 лет (начиная с 2010 года) доля представителей монголоидной и негроидной рас в романской Европе будет составлять 20-25% населения. Еще 20-25% населения составят представители смеси этих двух рас с европеоидной. Таким образом, эпоха с 2010 по 2050 годы может поставить чистый европеоидный генотип на грань вымирания".

Россия поможет?
Разделяет точку зрения Влахоса и известный канадский медиамагнат Корад Блек, опубликовавший в журнале National Interest статью под названием "Потревоженный европейский сон". В ней Блек высказал мнение, что проблема численности населения Евросоюза становится особенно актуальной в свете роста экономик Китая и Индии, где проживает 40% всего населения планеты.
"Европейцы исчезают с лица Земли как раса. Надо забыть о национальных противоречиях, языковых барьерах и прочих малозначимых моментах национальной идентичности. Пора спасать европеоида как подвид, иначе в Европе просто не останется европейцев. Единственный путь демографического спасения Европы - это прием России в состав Евросоюза", - пишет Блек.

Поводом для этой статьи стали почти случайно прочтенные выдержки из нескольких статей последних лет с едва не паническими прогнозами относительно будущего белой расы. Судите сами:

«Financial Times»1 (2005): «...поскольку коренное население Европы не рождает достаточного количества детей, то за 40 лет (начиная с 2010 года) доля представителей монголоидной и негроидной рас в романской Европе будет составлять 20-25 % населения. Еще 20-25 % населения составят представители смеси этих двух рас с европеоидной. Таким образом, эпоха с 2010 по 2050 годы может поставить чистый европеоидный генотип на грань вымирания».

«Телеграф» (Рига)2 (2005): «Планомерно снижающаяся на протяжении последних тридцати лет рождаемость в Европе сегодня достигла того уровня, после которого, по уверениям аналитиков, начнется необратимая реакция - европеоидный генотип навсегда исчезнет с лица Земли, а европейский континент станет самым незаселенным в мире. Эксперты ООН напоминают, что в 1900 году каждый четвертый человек на планете (24,7%) жил в Европе. Сегодня же население Европы составляет чуть более 10 % мирового, а к 2025 году этот показатель уменьшится до 7 %».

«Associated Press»3 (2008): «Ожидается, что в странах ЕС смертность превысит рождаемость, начиная с 2015 года. Таким образом, согласно отчету ЕС, в этот период миграция станет единственным источником роста населения. ... Евростат призвал правительства разработать дополнительные меры для стабилизации демографической ситуации в регионе».

Обычно относясь с недоверием к журналистским интерпретациям фактов, я заглянула в официальные таблицы по народонаселению.

Согласно данным http://www.prb.org, к 2050 году Индия, Китай и африканские страны будут наиболее густонаселенными областями на планете. При прогнозируемой общей численности населения Земли в 9,3 млрд человек, на их долю придется 55 % от всей популяции: 15 % - Китай, 19 % - Индия, 31 % - Африка (и арабская, и «черная»). При этом не надо забывать, что, кроме азиатских гигантов, есть еще стремительно растущие Индонезия, Пакистан, Афганистан и длинный ряд других, меньших по размеру, стран. На их долю придется еще около 20 % (не считая ряда богатых стран Азии, вроде Японии, Израиля, ОАЭ).

Из перечисленных азиатских стран на крайне нестабильные регионы, типа Афганистана и Пакистана, придется никак не менее 4,5 % от общего числа жителей планеты. А если мы вспомним, что сегодня в Индии идет рост национального сознания, сопровождающийся религиозной радикализацией, то мы получаем еще один колоссальных размеров потенциально взрывоопасный очаг в Азии - регион с более чем полуторамиллиардным населением, вступившим в фазу «пассионарности».

Кроме Старого света, есть Латинская Америка, тоже с преимущественно «не белым» населением (и тоже не очень богатая), на которую придется в совокупности 13,4 % от всех жителей Земли. Наконец, в США (третьей по численности стране мира), где должно будет проживать около 438 млн, доля «цветного» населения достигнет почти 50 %! Да и в самой Европе при сохраняющихся тенденциях воспроизводства коренного населения доля «белых» европейцев продолжит стремительно падать, в особенности если учесть иммиграцию из бедных и нестабильных стран.

Итак, из приведенных фактов становится достаточно очевидно, что европеоиды, в прежнем значении этого понятия, будут медленно и неуклонно терять влияние и на своем собственном континенте, и в мире в целом. Состав планетарных лидеров в XXI веке станет совершенно иным, ибо меньшинство в несколько процентов чисто физически не способно играть роль лидера.

Поэтому накануне сошествия «белого человека» с мировой исторической сцены самое время попытаться хоть самым поверхностным образом проанализировать, каковы могут быть следствия этого «сошествия». Чисто физический облик человечества - то есть степень раскосости глаз или цвет кожи - имеет, скорее всего, второстепенное значение для будущего планеты, поэтому этот аспект проблемы мы просто оставим в стороне.

Первое и очевидное следствие - слишком стремительное изменение «баланса культур» на планете. Помимо того, что этот процесс очень многие воспримут тяжело психологически, он чреват и неожиданными конфликтами - да и вообще непредсказуемыми событиями, - поскольку резко изменившиеся пропорции этносов и культурных ареалов могут нарушить веками сложившиеся «настройки». Но самое главное - будет очень быстро меняться этнический и культурный состав целого ряда ключевых регионов. Я имею в виду в первую очередь Европу и США. Но если Штаты имеют исторический иммунитет к конфликтам, связанным с иммиграционными потоками в эту страну, то Европу ждут во всех отношениях тяжелые времена. Они, собственно, уже наступили - но процесс только начался. В самом по себе этническом изменении, которое мы наблюдаем сегодня, нет ничего катастрофического и уникального - в конечном итоге, это происходило в Европе много раз за ее историю. Но невероятно высокая скорость этих перемен при нарастающих глобальных угрозах может серьезно дестабилизировать даже этот, столь на сегодняшний день благополучный, континент.

Одна из причин дестабилизации - заложенная в каждом человеке агрессия по отношению к чужакам, которая обостряется в условиях нехватки ресурсов. Другая причина - чувство унижения у «чужаков» от дискриминации по отношению к ним со стороны «коренного» населения. (Одно из наиболее безвредных следствий этого чувства унижения мы все наблюдали три года назад в Париже.) И это лишь два стимула для конфликтов из многих возможных. Последние же будут тем острее и чаще, чем стремительнее будет идти изменение этнокультурного состава Европы, с одной стороны, и чем опаснее будут казаться экономические, экологические и террористические угрозы - с другой.

Впрочем, многое будет зависеть от того, кто именно, кроме коренных европейцев, будет задавать тон в Европе: радикалы-исламисты, терпимые китайцы, все еще относительно терпимые индусы (а эмигрировать в Европу будет, конечно же, не самая национально озабоченная часть индийского народа), нищие африканцы и их потомки или еще какие-то, пока мною не угадываемые, группы.

Второе следствие - выпадение одного из крупных и важных элементов из мировой культурной мозаики и снижение культурного разнообразия.

Каждая культура имеет свою специфику, свой «голос». И каждый голос важен для поддержания стабильности мира в целом - точно так же, как биологическое разнообразие биосферы необходимо для ее нормального существования. Резкое обеднение как биосферы, так и «культуросферы» (чтобы не повторять несколько заезженное «ноосфера»), ведет к распадению имеющихся связей и обрушению всей системы в целом, в лучшем случае, к переводу ее из состояния самоподдержания в состояние, зависимое от внешнего («ручного») управления. «Ручное управление» применительно к живой природе - это искусственные экосистемы, вроде городских скверов или сельхозугодий, которые исчезают или коренным образом изменяются без постоянного вмешательства человека. В человеческом же обществе это тоталитарные государства (или тоталитарные надгосударственные образования, которые вполне возможны в будущем). Европейская, так же как индийская, китайская, арабская культуры, представляет собой крупный системообразующий элемент «культуросферы» планеты. Она имеет свои специфические черты, «видовые признаки», которые волею судьбы оказались такого свойства, что долгое время позволяли европейской культуре быть (или казаться) едва ли не самой успешной на земле.

Особенность европейского мира всегда была в его «индивидуалистичности» и «эсхатологичности». «Эсхатологичность» я здесь понимаю как всякую устремленность к цели, лежащей за горизонтом повседневности, искание «истины», неважно какой - религиозной, научной, художественной. Активный поиск - в отличие от созерцательного поиска Востока - есть стержень европейской культуры. И в Европе он всегда шел посредством личности - свободной и самодеятельной. Именно поэтому приоритет прав личности, ее защита от посягательств со стороны всякого коллектива есть также неотъемлемая часть культуры Европы в широком смысле.

Но именно эта специфика сегодня сыграла с Европой злую шутку. Увы, свобода личности, понятая современной Европой как свобода от ответственности, оборачивается ныне планетарными катаклизмами. Ведь именно европейская равнодушная толерантность, этот «продукт» либерализма, дозволила сверхпотребление и поощряла безграничный гедонизм - поскольку такова, по ее мнению, «свобода». Но сегодня абсолютно очевидно, к чему привело сверхпотребение и гедонизм - к порогу экологической катастрофы. Жертвенный же поиск ученых-подвижников породил всевозможные виды вооружения и опасные генно-инженерные эксперименты, грозящие изменениями самих основ жизни. И не надо забывать, что именно свободолюбивые европейцы некогда придумали рабство по расовому признаку, а в «прогрессивном» XX веке, начитавшись певца индивидуализма и свободы Ницше, построили страшный тоталитарный режим в самом центре Европы, который сто очков вперед даст любым восточным диктатурам. В современную же эпоху принцип индивидуальной свободы зачастую просто превращается в насмешку - в Европе процвела омерзительная порноиндустрия, в которой вместо индивидуальностей - лишь обезличенный «человеческий материал».

Тем временем молодые европейцы отказываются от деторождения в пользу карьеры и наслаждений. Ради личной свободы. Потому постепенное вымирание европеоида есть вполне логичное следствие индивидуалистских ценностей. Пусть и ложно понимаемых. Почти ничем неуравновешенная свобода личности закончилась банкротством целого континента.

Так может быть, и слава Богу? Так нам, белым людям, и надо? Раз «продали свое первородство», то есть променяли по доброй воле свой «Грааль» на чечевичную похлебку, так получайте теперь забвение и смерть!..

Но как бы то ни было, один из магистральных путей эволюции европейского мира шел в направлении расширения слоя независимо мыслящих людей. Слоя, который вскоре имеет все шансы сжаться до крохотной горстки людей. Вполне вероятно, что размеры популяции почти в 10 млрд человек, скорее всего, как-то компенсируют некоторое обеднение гено- и «культурофонда», вызванное исчезновением европейцев. Да, и в странах Востока эволюция создала свои интеллектуальные вершины. Но есть одна тонкость: на Востоке по сравнению с Европой все-таки существенно меньше свободомыслия, «вольнодумства» (отчасти исключением является Индия, но, увы, упрощение ее культуры в последние десятилетия сильно настораживает...) Сегодня же, при многообразии и неожиданности цивилизационных вызовов, именно свобода в поиске и интеллектуальное дерзание - качества совершенно необходимые. Для того чтобы находить решения в нестандартных и новых ситуациях, нужно уметь вовремя забыть о традиции. Нужен известный волюнтаризм. Утрата волюнтаристского элемента, столь характерного именно для европейцев, на мой взгляд, достаточно опасна.

Если не возникнет идеологической преемственности (а пока никаких гарантий ее возникновения, на мой взгляд, не существует), с исчезновением европейцев как культурной и генетической единицы их основные ценности могут начать размываться. Европейская культура с ее индивидуализмом и отработанной процедурной демократией, с ее свободой и правами человека - пусть столь часто дурно реализуемыми - наконец, с ее дерзким «вольнодумством» в течение следующего столетия запросто может исчезнуть, поглощенная более жизнеспособной и активной культурой Востока. Восток я здесь понимаю в самом широком смысле - от Ближнего Востока до Китая (опять-таки за исключением Индии!). Все эти столь различные культурные миры объединяет одно - приоритет коллективных прав перед личными. Ничем не сбалансированные коллективистские ценности опасны не менее, чем неограниченные индивидуалистские. В особенности в условиях катастрофических угроз! Страх неуправляемого террора, голода, обостряющаяся нехватка пресной воды и обилие людей, проживающих в бедных и нестабильных районах - все это чрезвычайно благодатная почва для возникновения жестко авторитарных и деспотических форм правления. Логический предел «коллективизма» - мировая диктатура или, в лучшем случае, «оруэлловский мир» с противостоящими двумя-тремя сверхдержавами, внутри которых живут не люди, а человекоподобная масса. Логический предел индивидуализма - либо хаос бесконечных конфликтов, «война всех против всех», либо постепенное вымирание от «гедонизма». И только сочетание - пусть хотя бы в противостоянии, уж если не получается диалога - этих двух принципов мог бы удерживать хрупкий «баланс сил» на планете, предотвращая - тоже хотя бы до поры - ее срыв в одну из бездн.

Елена Шварц

Моя статья о вымирании европейцев – это попытка обсудить лишь одну из тех проблем культуры в широком смысле, которые порождает глобализация. Это попытка обратить внимание на не совсем обычные процессы, которые происходят сегодня в мире. И подчеркиваю: я в своей статье ничего не утверждаю, лишь выражаю обеспокоенность и пытаюсь размышлять.

Прежде чем перейти к основной моей идее, поясню, что имелось в виду под «европеоидами». Конечно, это не европеоидная раса в широком смысле этого слова, куда попадают и персы, и индийцы (кроме дравидов), и арабы. Не говоря уже о кавказцах, в честь которых раса и была названа кавказоидной. (Но, кстати, многие кавказцы идут общей с остальными европейцами дорогой – дорогой постепенного вымирания: так, в Грузии сегодня проживает 4,6 млн человек, к 2050 же году в ней останется 3,3 млн.) Я использовала этот термин в узком смысле, в том, который фигурировал в процитированных мной статьях. Поскольку мы имеем дело со средствами массовой информации, транслирующими стереотипы массовой культуры, невольно приходится пользоваться предлагаемыми терминологическими упрощениями.Речь, разумеется, идет о собственно европейцах, жителях Европы, то есть людях преимущественно германо-балто-славянского этнического происхождения.

Когда я пишу о своем беспокойстве по поводу их постепенного вымирания, то имею в виду несколько моментов. Во-первых, с биологической точки зрения исчезновение этнических групп нежелательно, поскольку надежность любой системы зависит от числа ее компонентов: чем больше взаимодополняемых компонентов, тем система надежнее и долговечнее. Кроме того, речь идет не просто о смешении, а о настоящем вымирании значительной части белой расы, поскольку по объективным причинам многие жители цивилизованных европейских стран отказываются от деторождения. Имеющиеся у них гены исчезают из генофонда бесследно – как результат, генофонд обедняется. Возможно, эта проблема, так же как и остальные, обсуждаемые в моей статье, высосана из пальца, поскольку, например, известно1, что африканцы обладают колоссальным генетическим разнообразием, которого с лихвой хватит на все человечество. Я просто обращаю на это внимание: не исключено, что мы теряем нечто важное. На это можно возразить, что такие потери происходили в истории человечества постоянно. Например, исчезли или сократились до нескольких десятков человек многие малые народы Евразии, не говоря уж о множестве больших и малых этносов прошлого, как в Старом, так и в Новом свете, которые либо были целиком истреблены, либо полностью растворились среди других народов. Но меня тревожит перспектива стремительного сокращения численности очень больших этнических групп в короткое время.

Во-вторых, гораздо больше собственно генофонда меня заботит культурное наследие европейцев. В чем заключается, с моей точки зрения, это культурное наследие, я отчасти попыталась объяснить в своей статье. Когда я говорю о таких элементах европейской культуры, как демократия и права человека, то я, конечно, отдаю себе отчет, что в тех или иных формах элементы демократического устройства имели место в самых разных обществах. Можно привести в пример даже целый ряд первобытных демократий, таких как Лига Шести Наций2 в Северной Америке. Наличие же элементов демократии в Вавилоне, Ассирии, Египте и их схожесть с европейскими говорит о том, что Европа во многом наследовала этим древним культурам. Европа начинается в Шумере и в Египте – недаром многие греческие ученые и философы (среди них Пифагор, например) учились в Египте. И эта преемственность, в самом деле, доказывает, что культура может в той или иной мере наследоваться народами, не состоящими в сколь-нибудь близком родстве с создателями данной культуры.

Тем не менее, передача всего культурного комплекса проблематична. Плохо это или хорошо, но никто сегодня не живет и не умирает, как древний египтянин или вавилонянин. Никто не исповедует их религий, не смотрит на мир их глазами. А если даже кто-то и пытается воспроизвести их культуру, то это не более чем игра.

То специфическое понимание прав человека и индивидуальной свободы, которое развилось в Европе, развилось именно в ней и нигде более. Такое видение места и назначения человека в этом мире есть результат эволюции сложного культурного комплекса. Центральная часть этого комплекса – христианство, в котором спасение – это индивидуальное дело каждого человека. Евангелия, этот «столп и основание» христианства, не дают таких строгих канонов поведения, как священные писания других авраамических религий. В христианстве идея любви гораздо важнее поведенческих рамок. Недаром в Евангелии от Иоанна вообще нет ни одной поведенческой заповеди, но есть ответ Христа на вопрос учеников, каковы есть заповеди наибольшие: «Возлюбите Бога и возлюбите ближнего как самого себя». И вот тот факт, что в основе христианства лежит приоритет внутреннего мира и индивидуальных усилий каждого человека, делает христианскую культуру глубоко «личностной». Все это нами, современными людьми, отошедшими в значительной мере от религии, не осознается – но оно впитано нами, что называется, с молоком матери.

Важным оказалось еще то, что христианство наложилось на специфическую культуру варварских народов Европы, отличительной чертой которых была ценность личной инициативы, ценность индивидуального поиска и индивидуального подвига. В сочетании с христианскими идеалами родилась идея рыцаря-монаха – христианского воина, в одиночку (не всегда, но часто) совершающего свои подвиги и ищущего заветный Грааль.

Были и другие факторы, определившие отличительные черты европейской цивилизации.

Политическая история Европы во многом была борьбой за создание надежных механизмов защиты индивидуальных прав – сначала лишь аристократии, затем всех свободных граждан, затем – вообще всех людей. Я не стану перечислять все этапы этого длинного и тернистого пути, но Великая Хартия Вольностей, парламент, конституция, Habeas Corpus Act – это всё появилось в Европе, а не в какой-либо иной части света. В Индии, Китае, Японии, возможно, существовали отдельные демократические элементы в политическом устройстве их обществ. Но ни одно из этих обществ не родило стройной и целостной системы, включающей индивидуальные права и свободы, политическое устройство и мировоззрение. В конце концов, Фрэнсис Бэкон, Томас Гоббс, Джон Локк жили именно в Европе, а не в Африке и не в Китае. Так что вполне закономерно, что такой ключевой документ современной западной цивилизации, как Декларация прав человека возник не где-нибудь, а именно в Европе.

Так уж сложилось, что хотя во многих культурах возникали то одни, то другие элементы демократии в широком смысле, лишь европейцы в силу особенностей своей генетики, религии, культуры и истории собрали все эти элементы в единую систему ценностей и в единое мировоззрение.

Нет никаких сомнений в том, что институт парламентаризма, конституция и даже отдельные элементы прав человека могут быть восприняты в рамках других цивилизаций. Собственно, это уже произошло: в Иране, в Японии, в Израиле и множестве других стран с успехом действуют многие политические принципы, рожденные в Европе. Проблема не в этом. Оттого, что в Японии парламент, наука и независимый суд, Япония Европой не делается. Она остается Японией, и вестернизация Японии – до некоторой степени миф. Есть предел, дальше которого имплантация чужеродной культуры идти не может. Другое дело, что, приезжая в Европу или США, представители других народов более или менее интегрируются в существующий культурный ландшафт, перенимая принципы общественной жизни и отчасти мировоззрение. С поколениями такая интеграция становится полнее. Но до сих пор США – это все еще не плавильный котел, а салатница, где сосуществует множество культурных анклавов, как правило, перенявших лишь внешнюю сторону европейской культуры, необходимую им для выживания и социализации.

Даже при условии длительного проживания на родине европейских ценностей превращение инокультурных пришельцев в европейцев в настоящем смысле этого слова происходит с трудом. Евреи и спустя тысячу лет жизни в Европе остаются евреями, а арабам потребовалось генетически смешаться с германцами, чтобы перестать быть арабами. Китайцы остаются китайцами, индийцы – индийцами. И, в некотором смысле, слава Богу. Это добавляет культурного многообразия – но не создает предпосылок для подлинной культурной преемственности.

Поэтому пока я не вижу, какая этническая группа или группы могли бы в полном объеме перенять европейскую культуру и понести ее вместо европейцев. Для кого европейская культура станет родной, кто еще сможет думать, чувствовать, жить и умирать как европеец? Да и зачем?! У других народов и рас есть свои собственные культуры, зачем им становится кем-то иным?

Поэтому я и выражаю некоторую озабоченность сохранением европейской культуры в виде целостной системы, а не отдельных разрозненных элементов. Европейской культурой в ограниченном объеме можно научить пользоваться почти любого – так же как почти любого можно научить пользоваться компьютером. Но вот по-настоящему понимать и чувствовать компьютер может только его создатель. А культура – механизм куда более сложный, чем компьютер. Америка, состоящая из африканцев, китайцев и индусов – это уже другая Америка, сколь бы точно она ни воспроизводила политический строй «белой» Америки. Потому что чернокожие американцы – это другая субкультура и до сих пор остается таковой. Американцы китайского происхождения – это еще одна субкультура, со своей ментальностью, традициями, мировоззрением.

В своей статье я подробно остановилась на том, какие проблемы могут возникнуть с исчезновением европейской культуры, лишь потому, что прочитала в прессе данные об угрозе вымирания европейцев. Но проблема обеднения культурного фонда – это общая проблема. Завтра может прийти черед любых других народов, и утрата их культурного мира будет такой же проблемой.

* * *

Однако снижение культурного многообразия – это лишь незначительная часть того, что меня беспокоит в связи с глобализационной динамикой.

Сегодня набирает обороты взаимопроникновение культур. В развитых странах Европы и Америки растет число адептов индуизма, буддизма, новых интегральных учений. Возникают духовные школы поверх религиозных барьеров, стремящиеся объединить элементы разных традиций. Все это закономерный и, наверное, правильный процесс. Плохо другое: зачастую возникают эрзацы вместо подлинной культуры. Слишком быстрое и поверхностное соединение фрагментов оттуда и отсюда чревато не созданием новой богатой культуры, а выхолащиванием старых. Поэтому надо с большой осторожностью подходить к тем инокультурным очагам, которые наспех создаются на потребу обывателей. Это как с астрологией – старинную и довольно сложную науку бизнес превратил в дешевый масскульт.

Глобализация – неизбежный и во многом благотворный процесс. Он знакомит представителей разных цивилизаций друг с другом, способствует большему пониманию и уважению между людьми. Но проблема в том, что та модель глобализации, которую мы сегодня имеем, происходит из Европы и основана на европейских ценностях. На ценностях демократии, индивидуальных прав, свободного рынка. Это те самые ценности, размывания и утраты которых я боюсь, так как считаю их важным приобретением человечества. Но довольно парадоксальным образом именно эти ценности и послужили причиной того, что европейская цивилизация – а в перспективе далеко не она одна – сегодня находится под угрозой разрушения. Демократия и свободный рынок привели к превращению духовности в бизнес, к обмирщению религии, к девальвации традиционных ценностей – поскольку ведь при демократии в ее современном европейском понимании все ценности равно ценны. Порок и добродетель более не существуют, а существуют лишь разные стили жизни3. Торжество релятивизма.

* * *

Я боюсь, не случится ли так, что, утратив прежние культуры, мы останемся вообще без культуры, у разбитого корыта. Не случится ли так, что культуры постмодерна окажутся слишком поверхностными, слишком недостаточными, чтобы удерживать человечество от самоубийственных поступков. Культура – это ведь не только политическое устройство, картины, музыка, книги и национальные танцы – это еще и механизм регулирования человеческого поведения, механизм самосохранения. Жизнь с необходимостью должна эволюционировать – и, следовательно, должна эволюционировать культура. Но стремительное разрушение сложной культуры и замена ее простой – это уже не эволюция, это регресс, чреватый самоуничтожением. Жизнь не становится проще, а те технологии, которые человечество получило в последние десятилетия, потенциально обладают страшной разрушительной силой, попади они в руки невежественных и безответственных людей. Образование слишком отстает от развития науки и техники – школы просто не успевают давать ученикам необходимые знания. Более того, попытки впихнуть в подростков современные сведения оборачиваются лишь упрощением образования. Жизнь человека удлинилась не настолько, чтобы можно было позволить себе держать людей в школе два-три десятка лет, а, видимо, именно столько надо для того, чтобы дать каждому гарантированно глубокое образование. Следовательно, только сложные культуры, основанные на тысячелетнем опыте выживания и впитываемые современными людьми через семейное воспитание, могут хоть как-то предохранить человечество от катастрофы. Что не исключает постепенной модификации целого ряда культурных элементов, вроде трактовки библейских слов «плодитесь и размножайтесь» и библейского же представления о месте человека в природе. Но эта модификация не может и не должна быть революционной – она должна быть мягкой и постепенной. Нельзя просто выбрасывать какой-то элемент культуры – его необходимо чем-то заменять, чем-то равно, а лучше, более глубоким и продуманным. Поэтому стремительное размывание культурных основ опасно. Взаимопроникновение культур тоже хорошо, если оно идет плавно, если есть время на осмысление вновь узнаваемых культур.

Сейчас же под влиянием европейского постмодерна и благодаря свободному рынку и современным технологиям значительная часть цивилизованного человечества стремится слишком быстро избавиться от прежних традиций – словно это все были одни ненужные предрассудки, только мешавшие радоваться жизни. Это безответственно. В таком случае, гибель Европы кажется закономерной и даже полезной – это избавление от цивилизации-угрозы, форма самоочищения. Но эта гибель не может не волновать.

* * *

Несчастье Европы в том, что европейская культура, выстраданная многими поколениями, сегодня уничтожает сама себя.